Мы безучастно пялились на Скотта.
Он купил гитару и практиковался круглые сутки. В семнадцать или восемнадцать лет он записал первый альбом. А еще через несколько лет выпустил «Пурпурный дождь».
Мы переваривали эту информацию несколько секунд.
Это был Принс? спросила Мел.
Чувак из «Революции»? воскликнул Томо.
Неужели это правда? удивился Бен.
Джон Скотт ухмыльнулся.
Правдивей некуда, чувак. Я про это и говорю. Никто никогда не знает, что готовит ему жизнь. Зачем выходить из игры раньше, чем узнаешь финал?
Мы двинулись в путь, как только закончили с едой. Я надеялся, что отдых и пища развеют тяжелые мысли, которые породили найденные нами вещи Юми. Но я ошибался. На самом деле я помрачнел еще больше, и меня вновь начала волновать возможность заблудиться в этом лесу. Если мы не найдем новую ленту и не сможем вернуться к той, белой, мы окажемся в затруднительной ситуации. У нас очень мало еды и воды. Если мы не отыщем основную тропу, то без дождя сможем продержаться максимум пару дней. Я считал, что мы движемся на юг, но это было лишь моим предположением, поскольку лес не менялся на протяжении всего пути. Только становилось все больше немыслимо искривленных деревьев, зигзагообразных корней и острых осколков скал. Возможно, белая лента могла незаметно повернуть на юго-запад или юго-восток. Черт подери, да ведь она могла заворачиваться петлей, и тогда мы сейчас шагаем на север. Густой лес обманчив и коварен.
Через некоторое время, когда я уже уверился в том, что мы потерялись окончательно, мы увидели новую ленту, красного цвета. Она начиналась в пятнадцати метрах левее нас и вела в том же направлении, куда мы двигались.
Мы, похоже, немного отклонились, сказал Нил, почесывая щетину. Неважно, мы уже недалеко.
Он повернулся и зашагал к ленте, остальные гуськом двинулись за ним. Для своего возраста Нил был в хорошей форме и не показывал никаких признаков усталости. Нина, Бен и Томо тоже оставались бодры и держали его темп. Они оторвались от меня, Мелинды и Джона Скотта на несколько метров.
Мел всегда была стройной и подтянутой. Каждый, кто ее видел, наверное, думал, что она пропадает в фитнес-зале каждый день, но единственной физической нагрузкой у нее были уроки сальсы раз в неделю. Она была явно не в той форме, чтобы выдерживать такие длительные нагрузки. Собственно, поэтому я и планировал разделить восхождение на Фудзи на два этапа. Я знал, что одолеть весь подъем без отдыха ей будет сложно.
Как и большинство армейских, Джон Скотт был мускулистым качком. Об этом свидетельствовали его походка, бычья шея, движения рук. Но он дымил, словно паровоз. Я слышал, как напряженно он дышит. Он хрипел и часто кашлял, распространяя вокруг себя капли мокроты.
А я? Почему я тащился в хвосте? Я попросту очень большой парень. Мне надо передвигать большой вес. При росте в шесть футов я весил двести десять фунтов. Это как минимум на двадцать фунтов больше, чем надо. К счастью, из-за крупного телосложения лишнего веса было почти незаметно, но Мел часто предупреждала меня о том, что она называла «невидимым жиром».
Когда я начал набирать вес? Я точно не знал. В детстве мы с Гэри были одинаково атлетично сложены. Мы оба играли за лучшие хоккейные команды в своей возрастной группе. У нас было поровну забитых шайб и голевых передач. Гэри заслужил звание «Самый ценный игрок» в тринадцать лет. Я обогнал его и получил эту награду в одиннадцать. Потом, в старших классах, я начал сдавать позиции. Я уже не был самым быстрым или самым точным. В пятнадцать лет меня поставили на левый фланг. В семнадцать тренер настоял на том, чтобы я попробовал себя в обороне. Из-за крупного телосложения я прекрасно подходил на эту позицию, но мой уровень опустился до среднего.
Гэри же продолжал развиваться, зарабатывать очки, продолжал привлекать к себе всеобщее внимание. Он подписал контракт с «Вашингтон Кэпиталз», начал играть в НХЛ. В том же году он встретил Шерил, их познакомила девушка его товарища по команде. Они поженились через полгода в той же церкви, куда мы с братом ходили в детстве на службы. Я был шафером. Шерил забеременела практически сразу, и на свет появилась Лиза.
Шерил позвонила мне один раз, через две недели после похорон. Я был в жесточайшей депрессии и почти ни с кем тогда не общался. На следующий день мне нужно было идти на пары, но я не спал. Вообще ложился очень поздно. Говорят, при депрессии хочется только спать. Я же не мог спать из-за ночных кошмаров. В те дни я включал телевизор и сидел перед ним до поздней ночи, пока глаза сами не закрывались.
Я посмотрел на экран телефона и увидел имя. Я не ответил. Я не хотел с ней разговаривать. Я тогда вообще ни с кем не хотел общаться. Мне нечего было сказать. Я не желал никого утешать, не желал, чтобы меня утешали. Это мое горе, и я не буду делить его ни с кем.
Так или иначе, Шерил перезвонила мне через десять минут, потом еще
через десять. В конце концов я понял, что с ней, вообще-то, могло что-то случиться, и поднял трубку. Но как только я услышал ее голос, то понял, что сделал ошибку. Хотя она была грустной, в ее голосе не было и тени отчаяния. Сначала она несколько минут расспрашивала меня о моих делах, учебе, общежитии, будто мы были друзьями. Но мы никогда не были друзьями. Она была женой моего брата. Мы встречались иногда на чьих-то днях рождения. Я чувствовал себя не в своей тарелке во время этого разговора. Я даже не знал, зачем она звонит. Ей удобно со мной разговаривать, подумал я. Она осталась одинокой. Я тоже. Гэри соединил нас своей смертью.