По многим сюжетам Утопия близка к мифу и сказке. Самопожертвование радикальный и быстрый способ улучшить мир, пробросить его в светлое, справедливое будущее, именно поэтому оно будет востребовано как «экзистенциальный жанр». Готовность отдать свою жизнь лежит в основании любого утопического проекта по усовершенствованию мира: от физических самоистязаний членов духовных орденов до самопожертвования пролетариата и мусульманских пилотов, направивших захваченные ими самолеты в башни Международного торгового центра в Нью-Йорке.
Несколько иллюстраций к сказанному. В Греции у Гомера и в текстах трагедий существует много описаний сцен подготовки и принесения в жертву животного (как правило, быка). Процессия
имеет праздничный вид. Все участники облачаются в чистые одежды, до этого рекомендуется половое воздержание; само животное тоже украшают лентами, с позолотой на рогах. Движутся не спеша по направлению к жертвенному алтарю, который полагается окропить кровью. Атмосфера шествия непринужденная, можно улыбаться и шутить. Если животное не артачится, а спокойно идет к месту своей гибели хороший признак. Значит, небеса ждут этой жертвы от людей. Для создания атмосферы особой благостности, воскуривают благовония, играет музыка. По прибытии быку дают попить воды; наклоненная голова животного знак его покорности воле богов, кивок головы после питья воды согласие быть принесенным в жертву. Важная часть ритуала кидание на алтарь и в быка ячменными зернами , что, по-видимому, означало все же не столько акт агрессии, как считает Бур-керт, сколько высокий статус жертвы и священность всего действа. Затем главный брал в руки нож, срезал клок шерсти с головы животного и кидал его в огонь. Нарушена граница между священным и мирским; животное становится смертным, не зная об этом. Удар в шею ножом снова разносит профанный и сакральный мир в противоположные стороны, оставляя человека с разгаданной тайной смерти, а животное где-то вблизи удовлетворенного бога.
Затем из быка вынимали все его внутренности и большую часть съедали, предварительно изжарив на огне. Человек не только узнал все о смерти, продемонстрировал свое знание богам, но и поглотил смерть в себя, превратив собственный страх перед ней в наслаждение гурмана.
Человек уничтожил, затем восстановил порядок; создал мир, в котором разгадал тайну тайн, съел священное знание, приготовив себя к вечному существованию.
В Ригведе, в одном из гимнов, посвященных Соме, пьянящему напитку богов и брахманов, Сому называют «древним духом жертвы» (Риг. IX: 2); в другом «бессмертным богом» (IX: з); еще в одном месте к Соме обращаются с просьбой «сделать нас лучше» (IX: 3). Фраза повторяется рефреном на протяжении всего гимна.
В гимне о первочеловеке Пуруше рассказывается, как боги принесли его в жертву, чтобы сотворить мир (Риг. X: 90). Однако Пуруша сам по себе есть целая вселенная, «которая была и которая будет» (IX: 90), и до его жертвоприношения, надо полагать, находилась в сложенном виде, а после развернулась всеми своими частями в бесконечность пространства и времени. Как и у жертвенного быка, все части тела Пуруши визуализированы; они, правда, не поедаются, из них возникают различные субстанции мира от ветра и гор до песен и молитв. Пуруша не только жертва, он еще и тот, кому жертва приносится. В заключительном стихе гимна трудная фраза: «жертвою боги пожертвовали жертве» означает, пожалуй, такого рода первожертву, которая одновременно создает мир и задает парадигму жертвенного поведения человека. Недаром в одном из гимнов Атхарваведы (X: 2) задается вопрос о человеке: «Кто в нем жертву установил?» (yajnam adadhad).
Расчленение тела космического первочеловека у древних ариев, поедание внутренностей быка у греков дает человеку возможность увидеть порождающую силу смерти; увидеть, как с помощью первичного жертвенного акта, смерть превращается в свою противоположность.
Если человек стремится увидеть инобытие смерти, то Бог хочет видеть инобытие жизни; пределы, за которыми нет ничего, кроме веры в его всемогущество. Отец Исаака Авраам исток благочестия, которое уже вполне может обойтись без жертв. В данном случае готовность совершить жертвенный акт, гораздо более радикальный по своей сути, чем жертвоприношение того же быка, оказывается достаточной. Иегова (ха-Шем) довольствуется тем, что отец «не скрыл» не утаил от него своего сына; Бог увидел сына подведенным к жертвеннику, решив отменить убийство отрока. Почему? Моя версия: не из жалости к отцу, а потому что на самом деле жертвоприношение произошло не на алтаре, а в восприятии этого события самим Авраамом.
Не только физическое принесение жертвы, но готовность к ней и к самопожертвованию модель Авраама, изобретенная в Ветхом Завете, станет определяющей для многих утопических проектов в европейской культуре. Модернизм одна из таких утопий, которая пыталась подготовить человека к принесению в жертву своей собственной природы и того порядка вещей, который мешал радикальному улучшению этой природы. На мой взгляд, сущность модернистской революции, как и социальных революций, произошедших в эпоху модернизма, заключалась в том, чтобы уничтожить в человеке инстинкт самосохранения. Человек не