что у нас не получается. Еще я покупал выпуски «Супермена» и «Бэтмена», хотя настоящим коллекционером никогда не был.
Рисовал я с самого раннего детства. Когда мне было лет десять, я выиграл свой первый конкурс правда, выиграл обманным путем. Так и началась моя карьера. Нас сводили в зоопарк и потом дали задание нарисовать животное, которое нам запомнилось. Я взял книгу, спрятал ее под столом и скопировал оттуда медведя за что и получил коробку цветных мелков. То есть мошенничать и воровать я начал буквально сразу! Наверное, у мамы сохранились кое-какие из моих ранних рисунков: я рисовал разные домашние вещи например, пылесос «Гувер», которые превращались у меня в марсиан. Вместо того чтобы очеловечивать, я старался придать им инопланетный вид. Еще один очень важный момент: мы регулярно ходили в церковь, так что Библию я читал полностью и даже... два раза. Ничто не сравнится с библейскими историями по масштабу, драматизму, накалу страстей. Именно на них я вырос.
Вы любили читать в детстве?
Книги были и остаются по-настоящему важной для меня вещью. Ребенком я читал Альберта Пейсона Терхуна я тогда думал, что он, наверное, один из самых великих британских романистов всех времен. Он писал про собак колли. В детстве я читал рассказы про собак и детективы из серии «Братья Харди», например «Тайну на коротких волнах». Потом была книжка «Мисти с острова Чинкотиг». Чинкотиг крошечный остров в Чесапикском заливе, как и остров Камарга, а Мисти дикая лошадь, каких оттуда вывозили. Вспоминая все эти книжки, да и Библию, я понимаю, что таким же было и кино, особенно в пятидесятые годы и в начале шестидесятых: истории про собак, про лошадей, приключенческие фильмы. Вероятно, я читал многое из Вальтера Скотта, читал Роберта Льюиса Стивенсона, со всеми этими приключениями, со всеми природными катаклизмами, обрушивавшимися на Шотландию. Там всегда нужно было продираться сквозь вековые общественные устои и бороться с природой.
Я помню все фильмы Диснея, но решающее значение имели мультфильмы. Посмотрите, как сработали художники в «Пиноккио»! Там представлен целый мир и как красиво, с какой любовью, с каким тщанием! В этот мир можно было уйти с головой и абсолютно в нем затеряться, столько там было деталей. Если была возможность посмотреть этот фильм второй раз, тебе открывались миллионы всяких разностей, которые с первого просмотра заметить невозможно.
Вы часто ходили в кино?
Как ни странно, у меня на этот счет не осталось никаких воспоминаний. Не помню даже, как я заходил в здание кинотеатра в Миннесоте, хотя я не мог туда не ходить. Там царила чернота, кино это место, где царит чернота. Больше я ничего не помню. Может быть, ничего особенного там и не было? Хотя ходить в кино само по себе занятие особенное. Я помню, как стали появляться первые телевизоры. Незадолго до того, как мы уехали из Миннесоты (это было в пятидесятых), у одного из людей с нашей улицы появился черно-белый телевизор, и мы ходили смотреть шоу Сида Цезаря. Это была гениальная программа. Тексты писали авторы ранга Мела Брукса и Вуди Аллена. Помню еще, что мы смотрели Эрни Ковача. Он был сюрреалистом; до этого я никогда не сталкивался с сюрреализмом всерьез, поэтому мне казалось, что ничего смешнее и быть не может. Для меня это был опыт освобождения: все, что я видел раньше, было обыденным и прозаическим, а тут все эти поразительные скачки давали понять, что вещь не обязательно должна быть тем, чем она является. Здесь для меня ключ к сюрреализму: ты совершаешь этот скачок и вдруг понимаешь, что все вокруг не то, чем оно представляется. Наверное, религиоведы должны это понимать. Отказавшись от идолов и кумиров, протестантизм на самом деле отбросил самое интересное. Поэтому я обожаю заходить в церкви где-нибудь в Риме.