Не уверен, в какой последовательности все это происходило, но, наверное, можно сесть и смонтировать из этих кусочков и обрывков целую жизнь.
Как ваша семья оказалась в Миннесоте?
Ничего об этом не знаю. Мать родилась то ли в Вайоминге, то ли в Монтане, а отец был родом из Теннесси. Думаю, он оказался в Миннесоте, потому что служил в последнем кавалерийском отряде американской армии. Должно быть, на лошади этот джентльмен смотрелся элегантно. Каким-то образом они там встретились. Такие вещи следовало бы знать, но я помню только то, что мне важно, а в данном случае важно, что они там в итоге оказались, а как оказались, значения не имеет. Правда, одну странную вещь о себе я узнал: одна приятельница интервьюировала мою мать, когда делала обо мне документальный фильм. Дело в том, что я ни разу в жизни не видел своего деда с материнской стороны, в разговорах о нем не упоминали, поэтому у меня сложилось впечатление, что он ничем не занимался, бродяжничал,
жил на улице словом, был позором для семьи. На самом деле, как выяснилось, у деда был кинотеатр в Бисмарке, штат Северная Дакота. Удивительно, что связь с кинематографом идет из такого далекого прошлого, только я об этом не знал. Потом, очевидно, что-то у него не заладилось, и он плохо кончил именно так люди обычно и представляют себе кинематограф.
Мой дед с отцовской стороны был баптистским священником; учился он по переписке. Он служил на юге, в городке Хот-Спрингс, штат Арканзас. Меня эти места страшно привлекали. Там был совершенно другой мир: прыгаешь в траву, а обратно выходишь весь в клещах, ныряешь в воду, а там ядовитые змеи; пауки были повсюду, черную вдову можно было найти под каждым крыльцом. Эти места кишели животными и насекомыми, которые стремились тебя съесть.
Но, кроме того, в этих местах, задолго до всякой борьбы за гражданские права, люди на улицах и белые, и черные вели себя необычайно дружелюбно. Потому что каждый знал свое место и к другому не стремился. Наверное, это было очень приятно особенно для тех, кто не разочаровался в жизни и стремился к порядку и спокойствию. Каждый на своем месте примерно так же была устроена Англия, с ее классовой системой. Сейчас Америка абсолютно аморфна. Если у тебя есть амбиции и достаточно энергии, возможно все. Но если ты хочешь спокойствия и благополучия это чистый кошмар. А мы, люди пишущие и рисующие художники, одним словом, обламываем людей, стремящихся к простой, понятной, стабильной жизни. В нашей семье восставал и уходил всегда я; сейчас я то и дело рассуждаю о семье и обществе, а сам при этом вечно стараюсь от всего этого сбежать.
Еще одна вещь имела для меня огромное значение в детстве радио. Я абсолютно уверен, что воображением я хотя бы наполовину обязан именно радиопрограммам как минимум; благодаря радио я его постоянно упражнял. Из этой маленькой коробки вырастали целые миры, нужно было дать им лица, построить декорации, придумать костюмы, расставить свет и так далее. Конечно, эти миры были гораздо богаче, чем то, что я мог увидеть в Миннесоте. Существовало как бы два мира: один реальный, с деревьями, растениями, змеями, который я обожал и которым упивался, а другой экзотический мир «Тени», «Толстяка», «Давайте поиграем», мир Джонни Луджека, католического квотербека из Нотр-Дама. Истории эти всегда разворачивались в темноте радио почему-то великолепно работает с тенями и чаще всего в городе.
А я жил в деревне, и в этот просторный, светлый, зеленый мир постоянно вливался мир городской: зловещий звук удаляющихся шагов, темные переулки. «Тень» гениальная вещь именно для радиопостановки, потому что в радиоверсии возникал персонаж, действительно способный затуманить людям головы. На радио это просто: в комнате сидят мошенники, задумывают грабеж или еще более страшное преступление, вдруг слышится смех: «Ха-ха-ха», потом: «Пых-пах! Что это было? Ух... Ах! Здесь кто-то есть!» потом треск и грохот. На радио это звучало идеально, а для кино не подходило... когда фильм все же сняли, ничего хорошего не вышло.
Людям нужно оставить пространство для воображения. Когда я снимаю фильм, то располагаю какие-то вещи в определенном порядке, но не всегда показываю, что между ними за отношения. Какие-то вещи я противопоставляю, но связи зритель выстраивает самостоятельно. Дело не в том, что мне хочется смутить зрителей, заставить их решить головоломку. Скорее, мне хочется привлечь их к работе, заставить их что-то сделать самостоятельно и тогда каждый выходит из зрительного зала с собственной версией картины в голове. Я знаю историю, которую мне хочется рассказать, но история, которую они уносят с собой, может сильно отличаться от моей, и это здорово, это замечательно, потому что благодаря этому они стали частью творческого процесса.
Что вы помните из комиксов?
«Малыш Абнер» и «Дик Трейси» первые из тех, что я помню; в Миннесоте их печатали в воскресных выпусках газет. Еще мне очень нравились «Терри и пираты». В книжном формате существовал «Капитан Марвел», но сейчас о нем, похоже, никто уже не помнит. Он появлялся как простой парень, Билли Бэтсон, но стоило ему сказать «шазам», как начиналось такое... Мой сын обожает эти штуки, естественно, мы все хотим стать супергероями, чтобы избавиться от того,