Он презрительно задрал нос на дюйм.
Меня зовут Эдвардс, Эверетт Эдвардс. Эверетт Эдвардс Третий, так уж вышло.
Хотите сказать, что вас уже было двое?
Он немного смягчился и усмехнулся, по-мальчишески пожав плечами.
Глупое имя, не правда ли, сказал он, закусив губу.
Я по-своему пожал плечами.
Не мы не выбираем, как нас называть.
А как же ты Как тебя зовут?
Марлоу.
Марлоу? Как драматурга.
Он принял театральную позу, наклонившись в сторону от бедер и указывая дрожащей рукой в небо. «Смотри, смотри! Вот кровь Христа по небесам струится!» воскликнул он, и нижняя губа его задрожала. Мне пришлось улыбнуться.
Скажите, пожалуйста, где я могу найти Вашу сестру? спросил я.
Он опустил руку и вернулся к прежней сутулости.
Она где-то здесь, сказал он. Попробуй в оранжерее. Он ткнул пальцем. Это примерно в той стороне.
Он не смог удержаться от угрюмого взгляда. Он был просто ребенком-переростком, избалованным и скучающим.
Спасибо, Эверетт Третий, сказала.
Когда я уходил, он крикнул мне вслед:
Если ты продаешь страховку, то зря потратишь время. Он снова хихикнул. Ради него я надеялся, что он это перерастёт может быть, когда ему станет за пятьдесят, и он начнёт носить костюмы-тройки и спортивный монокль.
Я прошуршал по гравию вдоль стены дома в сторону, которую он указал. Растянувшийся слева от меня сад был размером с небольшой общественный парк, только гораздо более ухоженный. Лёгкий ветерок донёс до меня сладкий аромат роз, запах скошенной травы и соленое дуновение близкого океана. Интересно, каково это жить в таком месте? Проходя мимо дома, я заглянул в окна. Комнаты, насколько я мог видеть, были большими, высокими и безукоризненно обставленными. Что, если бы вы захотели плюхнуться перед телевизором с ведром попкорна и парой банок пива и посмотреть бейсбол? Может быть, у них в подвале есть специальные места для таких вещей бильярдные, раздевалки, кабинеты, что угодно. Я стал подозревать, что для обитателей Лэнгриш-Лодж настоящая жизнь всегда будет проходить где-то в другом месте.
Оранжерея представляла собой замысловатое сооружение из изогнутого стекла в стальной раме, прикрепленной к задней стене дома подобно громадной присоске, и достигавшей в высоту двух или трёх этажей. Внутри были гигантские пальмы, прижимавшие свои тяжелые листья к стёклам, словно умоляя выпустить их. Пара французских дверей была распахнута настежь, и в проёме в мягко колышущемся воздухе томно трепыхалась белая газовая занавеска. Лето в этих краях не такое неприятное и изнурительное, как в городе; для этих людей существуют их собственные времена года. Я шагнул через порог, отдёрнув занавеску. Воздух здесь был тяжёлый и плотный, напоминавший запах толстяка после долгой горячей ванны.
Сначала я не заметил Клэр Кавендиш. Она сидела на изящном маленьком кованом стуле перед таким же кованым столом, частично скрытая низко наклонившейся полоской пальмовых листьев, и что-то писала в дневнике или блокноте в кожаном переплете. Я заметил, что писала она авторучкой. Она была одета как для тенниса,
в хлопчатобумажную рубашку с короткими рукавами и короткую белую юбку со складками, носки до щиколоток и белые теннисные туфли. Её волосы были заколоты назад заколками с обеих сторон. Раньше я не видел её ушей. Это были очень красивые уши, что является редкостью, поскольку уши, по моему мнению, выглядят чуть менее странно, чем ступни.
Она услышала, как я подошёл, а когда подняла голову, в её глазах появилось выражение, которое я не смог распознать. Удивление, конечно, я не звонил, чтобы сказать, что приеду, но и что-то ещё. Была ли это тревога, даже внезапное смятение, или она просто не сразу меня узнала?
Доброе утро, сказал я как можно беспечнее.
Она быстро захлопнула книгу, а потом не так быстро приладила колпачок к авторучке и медленно положила её на стол, как государственный деятель, только что подписавший мирный договор или объявивший войну.
Вы меня напугали.
Извините. Мне стоило позвонить.
Она встала и сделала шаг назад как будто хотела, чтобы между нами оказался стол. Ее щёки слегка порозовели, как и вчера, когда я попросил её назвать своё имя. Людям, которые легко краснеют, приходится нелегко, они всегда готовы себя выдать, если допустят промах. И снова мне с трудом удавалось не уставиться на её ноги, хотя каким-то образом я видел, что они были стройными, изящными с медовым оттенком. На столе стоял хрустальный кувшин с напитком табачного цвета, и теперь она дотронулась кончиком пальца до его ручки.
Чаю со льдом? спросила она. Я могу позвонить и попросить принести стакан.
Нет, спасибо.
Я бы предложила Вам что-нибудь покрепче, только, кажется, ещё рановато
Она опустила глаза и прикусила губу, точно так же, как Эверетт Третий.
Вы продвинулись в расследовании? спросила она.
Миссис Кавендиш, я думаю, Вам лучше присесть.
Она слегка покачала головой и слабо улыбнулась.
Я не начала она.
Она смотрела куда-то над моим плечом.