Я записал там свой номер телефона. Звоните мне в любое время, когда понадобится.
Я прочитал ее адрес: Оушен-Хайтс, 444. Будь я один, я бы присвистнул. Только сливки общества могут жить там, на частных улицах, прямо у волн.
Я не знаю, как Вас зовут, сказал я. Я имею в виду имя.
По какой-то причине это вызвало легкий румянец на её щеках, и она опустила глаза, затем быстро их подняла.
Клэр, сказала она. Через «э». Меня так назвали в честь нашего родного графства в Ирландии.
Она скорчила лёгкую, притворно-скорбную гримасу.
Моя мать немного сентиментальна во всём, что касается родины.
Я положил листок в бумажник, встал и вышел из-за стола. Каким бы высоким вы ни были, есть женщины, которые заставляют вас чувствовать себя ниже, чем они. Я смотрел на Клэр Кавендиш сверху вниз, но мне казалось, что я смотрю вверх. Она протянула мне руку, и я пожал её. Это действительно что-то, первое соприкосновение людей, каким бы коротким оно ни было.
Я проводил её до лифта, где она одарила меня последней быстрой улыбкой и ушла.
Я подумал о Клэр Кавендиш. Что-то не сходилось. Как частный сыщик я не совсем неизвестен, но почему дочь Доротеи Лэнгриш из Оушен-Хайтс и, кто знает, из каких ещё бесподобных мест выбрала меня для поисков её пропавшего мужчины? И почему, во-первых, она связалась с Нико Питерсоном, который, если её описание было точным, оказался всего лишь дешёвым мошенником в строгом костюме? Длинные и запутанные вопросы, на которых трудно сосредоточиться, вспоминая искренние глаза Клэр Кавендиш и весёлый, понимающий свет, который в них сиял.
Обернувшись, я увидел на углу стола забытый ею мундштук. Сделанный из чёрного дерева он блистал такой же чернотой, как и её глаза. Она также забыла заплатить мне аванс. Но это, казалось, не имело значения.
Она была права: Нэйпир-стрит не очень-то себя рекламировала,
но я вовремя её заметил и повернул на неё с бульвара. Дорога шла в небольшую гору, направляясь к холмам, которые стояли вдали в мутно-синей дымке. Я ехал медленно, отсчитывая номера домов. Дом Питерсона немного напоминал японский чайный домик, или то, как я себе его представлял. У него был один этаж из тёмно-красной сосны, с широким крыльцом и черепичной крышей, которая поднималась четырьмя пологими склонами к вершине с флюгером. Окна узкие, шторы задёрнуты. Всё говорило о том, что здесь уже давно никто не живёт, хотя газеты перестали накапливаться. Я припарковал машину и поднялся по трём деревянным ступенькам на крыльцо. От стен, освещенных солнцем, исходил маслянистый запах креозота. Я нажал на звонок, но в доме его не было слышно, поэтому я попробовал постучать. Пустой дом имеет свойство поглощать звуки, как высохший ручей всасывает воду. Я приник глазом к стеклянной панели в двери, пытаясь заглянуть за кружевную занавеску. Я почти ничего не разглядел обычная гостиная с обычной обстановкой.
За моей спиной раздался голос:
Его нет дома, брат.
Я обернулся. Это был старик в выцветшем синем комбинезоне и рубашке без воротника. Его голова как будто покрыта скорлупой арахиса, большой череп и большой подбородок меж впалых щёк, и беззубый рот, который был немного приоткрыт. На его подбородке виднелась седая щетина, кончики которой блестели на солнце. Что-то вроде плохой копии Габби Хейза. Один глаз был закрыт, а другим он косился на меня, медленно двигая отвисшей челюстью из стороны в сторону, как корова, занятая порцией жвачки.
Я ищу мистера Питерсона, сказал я.
Он отвернулся и сухо сплюнул.
А я тебе говорю, его нет дома.
Я спустился по ступенькам. Я видел, что он слегка колеблется, гадая, кто я такой и какие неприятности могу представлять. Я достал сигареты и предложил ему. Он нетерпеливо взял одну и приклеил к нижней губе. Я большим пальцем зажёг спичку и дал ему прикурить.
Рядом с нами из сухой травы взлетел сверчок, напоминая клоуна, запущенного из жерла пушки. Ярко светило солнце, дул сухой горячий ветерок, и я был рад, что надел шляпу. Старик был с непокрытой головой, но, казалось, не замечал жары. Он глубоко затянулся сигаретным дымом, задержал его и выпустил несколько серых струек.
Я бросил потухшую спичку в траву.
Ты не должен этого делать, сказал старик. Если здесь начнется пожар, весь Западный Голливуд обратится в дым.
Вы знаете мистера Питерсона? спросил я.
Конечно, он махнул рукой в сторону полуразрушенной лачуги на противоположной стороне улицы. Вон мой дом. Он иногда заходил ко мне, чтобы скоротать время, покурить.
Сколько его нет?
Сейчас прикину. Он задумался, ещё немного прищурившись. Последний раз я видел его шесть-семь недель назад.
Полагаю, он не упомянул, куда собирается?
Он пожал плечами.
Я даже не видел, как он уезжал. Только однажды я заметил, что его нет.
Как?
Он посмотрел на меня и потряс головой, как будто ему в ухо попала вода.
Что как?
Как Вы узнали, что его нет?
Его тут больше не было, вот и всё. Он помолчал. Ты полицейский?
Вроде того.
Это как?
Частный сыщик.
Он флегматично усмехнулся.
Частный сыщик это не коп, разве что в твоих мечтах.
Я вздохнул. Когда они слышат, что ты из частных, то думают, что могут говорить тебе всё, что угодно. Думаю, что могут. Старик ухмылялся мне, самодовольный, как курица, только что снесшая яйцо.