Дмитрий Михайлович, а когда вы узнали про убийство? спросил Тихонов.
Да сразу же! Как пришел я за ключом времени уже около одиннадцати было, мне горничная Ханя и рассказала. Минут за десять до этого тело увезли, а они все горничные в окна глазели.
А в город вы уехали задолго до убийства?
Так я ведь и не знаю, когда ее убили-то. Мне потом рассказали, что в гостинице шум поднялся, когда ее нашли, около девяти, что ли. А мы с Львом Алексеевичем в пять уехали.
Лев Алексеевич-то куда направился?
Видите ли, мы договорились ехать в половине шестого, но в пять ему позвонили, и он куда-то заторопился. А мне надо было жене письмо дописать, он не стал меня ждать и уехал. Минут через десять пятнадцать поехал и я.
Значит, вы запирали номер?
Да, конечно.
А кому из дежурных сдали ключ?
Ну, дорогой, я этого уж не помню. Сами посудите сколько их там. А вечером я взял ключ у Хани. Это я точно запомнил, потому что именно она рассказала мне про убийство.
А когда приехал Козак?
Затрудняюсь сказать. Но наверняка поздно. Я еще, помню, дослушал последние известия по радио, потом почитал с часок и заснул.
Тихонов спросил:
Вы не слышали, когда, Козак вошел?
Слышал. Я проснулся на мгновение, он мне еще сказал: «Тише, тише. Все в порядке, свои». И я снова уснул.
Он вам не показался взволнованным? спросил Стас.
Лагунов захохотал:
Знаете ли, спросонья да еще в темноте определять нюансы душевного состояния я не берусь.
На журнальном столике у кровати Козака лежала книга томик Брэдбери. Тихонов лениво перелистал книжку. На титульном листе штамп: «В дар Народной библиотеке им. А. П. Чехова на добрую память о читательнице Суламифи Яковлевне Пайкиной». Тихонов улыбнулся, хлопнул переплетом, встал:
Ну, простите, Дмитрий Михайлович, за отнятое у вас время.
Да что вы говорите! У меня и дела-то все закончены, билет домой заказан. Хочу успеть у себя еще и на лося сходить через две недели отстрел заканчивается.
До свидания.
Всего хорошего. Если будете в наших местах, на Орловщине, заезжайте. Я вас такой лосятинкой жареной угощу, пальчики оближете.
Если будет возможность с удовольствием. Спасибо. До встречи.
Мы едем или вы, может быть, передумали?
Одну минуту. Стас подошел к столу дежурной по этажу. Скажите, пожалуйста, кто работал на вашем этаже в тот понедельник?
Наша же смена. Мы дежурим сутки, а потом трое свободны. В понедельник как раз мы и работали.
Кто из жильцов пятьдесят восьмого номера сдавал вечером ключи?
Ей-Богу, не помню. У меня же сорок номеров на этаже, да и прошло больше недели. Разве упомнишь?
А когда они вернулись в гостиницу?
Дежурная подумала, помялась, покраснела:
Знаете, я в тот день белье сдавала, намаялась. Поэтому часов в десять прилегла вздремнуть немного мне же всю ночь сидеть. А здесь Ханя осталась. Давайте ее спросим.
А кто это Ханя?
Горничная наша Ханифя Гафурова.
Давайте сюда вашу Ханифю.
Гафурова, быстроглазая моложавая женщина, сказала, что ключ забрал Лагунов. Он пришел вскоре после того, как с пустыря уехали милицейские машины и «скорая помощь».
Очень веселая был, все песню напевал, из театра пришел.
Кто веселая?
Лагунов. Все пела, тихо, правда: «О дай-ка, дай-ка мне свободу».
А Козак когда пришел?
Ханифя задумалась, потом весело сказала:
Задремал я, не слышал. Но шибко поздно было, я в три часа задремал.
Не боитесь, что гостиницу из-под носа украдут?
Не. У нас кража никогда не был.
Удивительно, что не было, хмуро сказал Тихонов. А никто не приходил в этот день к жильцам в пятьдесят восьмой номер?
Может быть, приходил. Не видел я, сказала Ханифя. У нас учет сейчас шибко дел много. Мы только в полночь смотрим, чтоб чужие в номерах не бывали.
Спасибо, вы свободны, сказал Стас и снял телефонную трубку. Набрал две цифры. Абонированный «голубая звезда». Дайте телефон репертуарной части Большого театра. Есть, записываю. Отбой.
Набрал номер:
Большой? Добрый день. Из милиции говорят. Сообщите, пожалуйста, какой спектакль шел четырнадцатого числа на основной сцене. «Игорь»? Прекрасно. Заодно уж подскажите: кто пел партию Кончака? Ведерников? Хорошо. А замен не было? Нет? Когда оканчивается спектакль? Отлично. Всего доброго.
Повернулся к Савельеву:
И к Лагунову больше вопросов не имеем. Ты, Савельев, поезжай домой, выспись как следует, завтра будешь нужен. А со Львом Алексеевичем мы сейчас предпримем одну прогулку
В автобусе Стас позорно заснул. Он долго клевал носом, потихоньку наклонялся вперед, вдруг встряхивался и откидывался назад. Потом голова его съехала набок и уютно легла на мягкий ондатровый воротник сидевшего рядом Козака. Козак сидел не шелохнувшись, хотя ему было неудобно и тяжело. В автобусе было холодно и тихо, лишь завывал мотор, когда машина с разгона въезжала на обледенелую гору, да голос водителя, охрипленный динамиком, называл остановки. На Херсонской улице Козак осторожно постучал ладонью по колену Тихонова:
Мы приехали, нам пора сходить.
Да-да, войдите, сказал Стас и проснулся. Он протер глаза, чертыхнулся, спросил:
Давно я уснул?
От самого метро, почти сразу, сказал Козак. Ничего страшного, я вас понимаю, сам устаю на работе.