Дуэльный пистолет, сказал Фаджи, пытаясь одновременно следить за мной и за Элизабет.
Я кивнул. Да, это действительно был дуэльный пистолет. Из большинства богато украшенных пистолетов той поры никто и не собирался стрелять; они просто демонстрировали искусство мастера, их изготовившего; своего рода визитная карточка тех времен. Даже армейские пистолеты были не слишком хороши неудобные, плохо сбалансированные, старомодные. Но дуэльный пистолет занимал важное место в жизни джентльмена.
Он вам нравится, не так ли? спросил Фаджи. Я не уверен, но мне кажется, что он был подарен вашей Ост-Индской компанией набобу Уды.
Я думал точно также. Во всяком случае, это казалось самым вероятным. Старый набоб был большим любителем отличного оружия и компания старалась поддерживать с ним хорошие отношения, даря время от времени новую пару пистолетов.
Я бы проверил, но знал уже и так. В верхней части ствола было написано золотом «Вогдон», на боку стояло лондонское клеймо, на серебряной рукоятке инициалы «МБ» Марк Бок. И пистолет в таком состоянии, словно только что сделан.
Вы его продаете? спросил я.
Только для вас четыреста тысяч лир. Но я ничего не понимаю в пистолетах.
Хватит об этом, огрызнулся я. Черта с два он ничего не понимал в пистолетах. Конечно, он мог не так хорошо разбираться в них, как я, но знал об этом пистолете все и назвал самую высокую цену, которую надеялся за него получить. С точностью до последней лиры. Триста фунтов? Вы сошли с ума.
Это всего лишь один из пары. Он внимательно наблюдал за Элизабет и через плечо спорил со мной.
А где же второй?
Будь у меня и второй, вам, вероятно, пришлось бы заплатить два с половиной миллиона. Но сейчас вы можете купить этот, потом найти второй и заработать эти деньги, верно? Мы оба прекрасно понимали, насколько мала вероятность собрать пару пистолетов после того, как их разрознили. Второго пистолета могло вообще больше не существовать. И тогда вы обманете старого Фаджиони еще раз. Но меня это не очень заботит, ведь деньги ничего не значат. Я
Вы уже говорили
это раньше. Я дам вам двести тысяч.
Он покачал головой. В этот момент Элизабет спросила:
Здесь все правильно?
Фаджи вперевалочку двинулся к ней, а я последовал за ним.
Она смотрела на старый поясной портрет бородатого джентльмена с металлическим нагрудником и в странном жестяном шлеме. И это все; картина была такой же скучной, какой мне представлялась вся наша поездка. К тому же она была в неважном состоянии; деревянная доска покоробилась, по ней прошло несколько тонких трещин, а у краев темные дырочки, проеденные червями. Краски выцвели и отслаивались.
Но эта картина для нее что-то означала. Палец ее был на нет, почти на строчке плохо видных букв, разделенной пополам шлемом джентльмена. Там стояло:
«FRANCISCO HERNANDEZ DE CORDOBA».
Это действительно он? спросила Элизабет.
Фаджи пожал плечами.
Так говорят. Не знаю.
А вы пытались это проверить?
Что я могу проверить? Это очень старая картина; надпись тоже очень старая. Я не слышал о других его портретах. Так что он снова пожал плечами.
Все это как-то мало меня касалось. Я хотел было спросить, но когда всплыло это испанское имя, мне показалось, что весьма вероятно вскоре будет упомянута и донна Маргарита.
Элизабет буквально уткнулась носом в картину.
Она повреждена и сверху, и снизу. Мне кажется, здесь недостает одного или двух дюймов.
Я тоже так думаю. А чего же вы ожидали? Вероятнее всего, портрет был написан в Мексике. Так что ей приходилось иметь дело и с термитами, и с бандитами, и с ураганами а что, вы знакомы с богатым мексиканцем?
Богатым? она, казалось, была оскорблена. Она не так дорого стоит. Вы можете продать ее только латиноамериканским историкам, и все.
Он пожал плечами.
Или богатому мексиканцу. Я подожду.
Очень хорошо. Она отвернулась. Но скорее всего, спрос на эту картину будет на моей стороне Атлантики. Сколько вы хотите за нее?
Сто тысяч ваших долларов.
Она поморщилась, потом покачала головой и пошла дальше.
Я могу предложить вам за него сказал я, протягивая пистолет. Но Фаджи заковылял за ней.
Это не произведение искусства, так как с точки зрения искусства картина ничего не представляет. Но если это подлинник, то очень редкий, скажем так, уникальный. Для подходящего человека она будет означать больше, чем работы Рафаэля, Боттичелли, Тициана кого угодно.
Она остановилась, обернулась, потом кивнула.
Да, понимаю.
Я провел свое собственное обследование: таблички, свидетельствовавшей, что картина была ввезена, на задней стороне не было. И он сказал, что картина возможно прибыла из Мексики, верно? Меня не слишком радовала перспектива вывозить ее из страны; если ее не упаковать, как новорожденного младенца, то в конце концов у меня в руках окажутся дрова и несколько чешуек старой краски. Возможно, перемена климата приведет к тому, что она вся осыплется.
Так за пистолет не возьмете ли двести пятьдесят? громко спросил я.
Не оборачиваясь он сказал:
Только для вас триста пятьдесят. Возможно, вы приведете ко мне покупателей. Вы мне нравитесь. Триста пятьдесят тысяч.