Я ухожу; у меня назначена встреча, сухо сказала она. В чем дело?
Гравюра Дюрера.
Откуда вы знаете?
Я видел монограмму «АД» и дату: 1513. Но я думаю, что Дюрера узнает каждый.
Вот почему его столько раз подделывали.
Я мог бы ей сказать, что Гарри разделяет мою точку зрения, но, вероятно, это не произвело бы на нее впечатления. В любом случае мне же велено было держаться подальше от сеньора Барроуза, не так ли? Потому я сказал:
Ну ладно, предположим, что гравюра подлинная сколько бы она могла стоить?
Как я могу сказать? Я же ее не видела.
Ну, там рыцарь на коне и парень с лицом как у черепа держит большие песочные часы, а позади них нечто, похожее на дьявола. Я думаю ну примерно так, как в тех шведских фильмах
А как вы думаете, откуда Бергман взял свои идеи? Вполне возможно, что это гравюра, известная под
названием «Рыцарь, Смерть и Дьявол»; таких существует несколько. Если так, то она может стоить примерно семь тысяч долларов.
Вы хотели бы приобрести ее за такую цену?
Да-а. У нас есть еще один Дюрер в Нью-Йорке; они бы составили неплохую пару. Но я ничего не скажу, пока не увижу сама.
Конечно. Но вы сможете быстро достать эти деньги, не прибегая к помощи Манагуа?
Я могу распоряжаться суммами до десяти тысяч, но
Не беспокойтесь, моя милая. Я позвоню вам позже. У меня тоже встреча.
Сан-Микеле это кладбище и ничего больше, если не считать церкви и контор, ну, и всего прочего. Несколько акров плоской земли пересечены аккуратными дорожками, посыпанными гравием, стенами, рядами кипарисов, и все это вместе стоит на костях более чем пятидесяти поколений венецианцев. Конечно, если те оставили для этого достаточно наличных. На первых нескольких лет вы получаете участок в аренду бесплатно, но затем начинаете за нее платить иначе вас выкопают и похоронят в муниципальной общей могиле в углу кладбища. Венеция довольно дорогое место, чтобы умирать.
В конторе мне назвали новый адрес леди Уитерфорд, объяснили, как туда пройти, и я снова выбрался на холод. Вокруг в то утро было сравнительно спокойно: рабочий с тачкой, несколько котов, кравшихся вдоль стены, и только откуда-то доносилось меланхоличное постукивание каменщика, возводившего новое надгробие. Если не считать этого, здесь были только я и туман.
Но там не было ничего вызывающего дрожь, печального или даже просто впечатляющего. Я хочу сказать, что вы могли бы стоять здесь и убеждать себя, что находитесь наедине с Бог знает сколькими тысячами мертвых, но здесь не было ничего общего с той идеей смерти, которая охватывала вас на французских военных кладбищах. Здесь все было слишком чисто, слишком аккуратно, современно в отличие от самой Венеции и слишком беспорядочно. Здесь не было двух одинаковых могил; семейные усыпальницы походили на небольшие часовни, даже с двориком, и все закладывалось сбоку в каменную стену высотою в шесть футов, словно в картотечные ящики. Я думаю, тут не приходилось опасаться, что парень, который окажется наверху, свесит ноги или захрапит.
В конце концов я нашел место последнего отдыха леди Уитерфорд я хочу сказать последнее до тех пор, пока она не нарушит обязательства по уплате ренты и не будет помещена в общую могилу теми же людьми, что сейчас стояли около могилы. Там была пара рабочих и высокий худой человек с сизым носом, в черном пальто и черном котелке, они яростно спорили по поводу могилы. Что же касается самой могилы, по размерам и форме она походила на двуспальную кровать из мрамора.
Я повернул назад, поджидая, когда они закончат, и занялся чтением надписей на соседних могилах. Странно, но итальянцы опускают первую цифру в датах: испытываешь нечто вроде шока, когда видишь на совершенно новом с «иголочки» камне надпись: р. 912, у. 967. Зато очень старательно вырезают кучу завитушек вокруг довольно плохонькой маленькой фотографии.
Синьор? раздался чей-то низкий голос.
Я обернулся; рабочие уехали.
Синьор Фоскари?
Si. Лицо его было торжественно вытянуто, темные глаза увлажнились.
Вы говорите по-английски?
Да, говорю.
Меня зовут Джильберт Кемп. Мы пожали руки, не снимая перчаток. Э я видел некоторые картины леди Уитерфорд, хочу сказать, бросил лишь беглый взгляд, раз вы разрешили Гарри Барроузу ими заниматься, ну и
Он продолжал молча смотреть на меня. Я начал потеть; если он и был вором, то явно не моего калибра. Однако я заколебался.
Я я хочу сказать, мои клиенты ну, думаю, они могли бы сделать вам предложение по поводу одной вещицы. Довольно небольшой.
Видите ли, права на наследство еще не утверждены. Собственно, оформление еще толком и не начиналось.
Да, понимаю. Насколько я могу судить, картины пока не каталогизированы. Возможно, они еще даже и не пересчитаны. То, как их хранила покойная, вызывает сомнения, что у нее был хотя бы список.
Он еще несколько секунд смотрел на меня, а потом повернулся в сторону незаконченной могилы.
Она была благородной леди, высокопарно заявил он. Потом снял шляпу. Requiescat in pace . И снова надел свою шляпу. Какую картину вы хотите?
Гравюру Дюрера. Пожалуй, только она одна из всей коллекции находится в относительно хорошем состоянии.