Эта находка имеет определенное значение, потому что семье погибшего вместе с личными вещами не было передано никакого никакой как
бы это назвать поделки!
Иначе говоря, вы полагаете, что все результаты его резьбы по дереву были скрыты, чтобы никто не смог узнать, что нож был у парня уже давно? Тогда конечно, с подобной точки зрения версия о самоубийстве показалась бы маловероятной. И это
И это заставило бы задуматься и встревожиться Не сходится что-то в этом деле: кто же просит принести нож, чтобы свести счеты с жизнью, а потом принимается мастерить солдатиков? Вы меня понимаете?
Обернувшись к нам, Каррус прервал нашу беседу.
Минуточку терпения, сказал он, заходя в какую-то боковую комнатенку. Через несколько мгновений он вновь появился в коридоре и пригласил нас внутрь: Прошу вас, вот этот самый журнал посещений.
Я не отрываясь смотрел на него, в надежде, что он продолжит рассказ. Но он замолчал.
Вы ничего мне не сказали при встрече попробовал разговорить его я.
Я понял, что в нашей беседе хотя об этом и не говорилось впрямую речь шла именно об этом случае, но я не счел уместным оповестить вас о моем визите в тюрьму. Существует профессиональная этика
Я молчал.
Но в нынешней ситуации, мне кажется, говорить о врачебной тайне уже неуместно, попытался надавить на профессора инспектор Поли. У нас есть веские основания предполагать, что молодой человек не совершал самоубийства.
Профессор Пулигедду уставился на свои руки.
Это был тот самый случай? Он был таким больным, о котором мы с вами тогда говорили? В моем голосе звучало нетерпение, и оно в первую очередь раздражало меня самого.
Запрещенное оружие кажется, у вас есть такой термин? обратился Пулигедду к инспектору. Этот мальчик и был им: смертельно опасным и беззащитным одновременно; могли пройти месяцы, даже годы в состоянии покоя, я бы назвал его даже летаргией, но потом, под действием определенного раздражителя, он превратился бы в настоящего зверя.
Он был вашим пациентом? спросил я у профессора.
Это не совсем так. Старший брат привел его ко мне несколько месяцев назад. Мальчик провел несколько недель в деревне, после призывной медкомиссии. Он желал только одного: стать солдатом, больше его ничего не интересовало. Но медицинское заключение оказалось отрицательным, и мальчик замолчал. Замолчал на целый месяц, вот старший брат и решил показать его мне. Он хотел, чтобы я выписал свидетельство для призывной комиссии. Мы виделись еще два раза и И мне сразу же стало ясно, что мальчик подвергался как сказать домогательствам. Вы понимаете, о чем я?
Вы переговорили об этом с его братом?
Да, я сказал, что у меня возникли подозрения такого рода Имелись явные признаки.
А как отреагировал брат?
Брат был просто вне себя от бешенства. Они не явились на следующий прием, так что это стало нашей последней встречей.
Предпоследней, уточнил я.
Да, предпоследней, согласился Пулигедду. То посещение в тюрьме я предпринял по собственной инициативе, но именно вы, господин адвокат, подали мне эту мысль.
И к каким выводам вы пришли?
Что это было все равно что махать кулаками после драки. Простите за такое сравнение. Этот мальчишка стоял на краю пропасти Вы в самом деле хотите знать, что я об этом думаю? Так вот, у него на лбу было написано: «Самоубийца»!
Вы не виноваты, твердо заявил я Клоринде, желая укрепить ее уверенность в себе. Конечно, вы дурно поступили, передав ему тот злосчастный нож, но вы ни в чем не виноваты.
Клоринда сжала губы, едва заметно кивнула головой, потом прикрыла глаза
«Прошлое как карта звездного неба» сказал мне в ту ночь прадедушка Гунгви.
Теперь он приходил каждый раз. «Присаживайтесь», предлагал ему я.
«Нет, некогда мне, отвечал он и улыбался, не размыкая губ: он стыдился того, что у него во рту недоставало зубов. Это история без конца, Бустиа, она как лабиринт. Такую историю люди слушать не станут. Когда я был молодым, тогда жизнь человека стоила меньше, чем жизнь овцы. Но сейчас другие времена, теперь каждый думает, что чего-то стоит Больше неба и земли стоит! Вот это я и хотел тебе сказать, только это и все. Я тебя больше тревожить не буду, сам знаешь, когда снятся покойники плохо спится».
Я открыл глаза. Уселся на постели. Все было как всегда. Я вскочил на ноги и направился к окну.
Снова начался сильный дождь, настоящий ливень.
Где я могу увидеть Элиаса Танкиса? спросил я у какого-то старика, сосредоточенно отмывавшего мраморный стол в просторном помещении, напоминавшем опустевшую церковь, приют святых мучеников. С которых содрали кожу. Старик махнул рукой в сторону коренастого молодого человека с ведром в руках. Мне показалось, что из ведра торчат какие-то ветки, щепки и лучинки для растопки.
Элиас был еще молодой мужчина, не больше двадцати семи-двадцати восьми лет. Клеенчатый фартук, закрывавший его от шеи до ступней, был тяжелым от крови и прилипших кусочков внутренностей; то тут, то там на лице и руках запеклись темно-красные капли.
Вы Элиас Танкис? спросил я, подойдя к нему поближе.
Мужчина утвердительно кивнул.