Гамзат-бек пошел войной против русских, стал нападать на них днем и ночью и не давал им покоя настолько, что они были вынуждены оставить Аварию, успев, однако, полностью разрушить в ней две или три деревни.
Гамзат-бек расположился лагерем возле Хунзаха и, известив молодых ханов о своем присутствии, пригласил их к себе. Те, не испытывая никакого недоверия и полагая, что они получили приглашение от друга, поехали к нему.
Но как только они прибыли в лагерь Гамзат-бека, его нукеры с шашками и кинжалами в руках напали на них.
Молодые ханы отличались храбростью, хотя младший из них был еще почти ребенок; к тому же они прибыли в сопровождении преданной свиты, так что убить их было нелегко, и бой завязался отчаянный.
Кончилось тем, что двое братьев пали мертвыми, а третьего взяли в плен, но, защищаясь, они убили у Гамзат-бека сорок человек, в числе которых был и его брат.
Таким образом, одним препятствием на пути Шамиля- эфенди стало меньше, поскольку брат Гамзат-бека мог иметь если и не права, то, по крайней мере, притязания на роль его преемника.
Но, как мы уже сказали, третий из юных братьев, Булач-хан, остался в живых. А пока он был жив, Гамзат- бек не мог стать законным ханом Аварии. Тем не менее убийца, без всяких колебаний лишивший жизни двух братьев, когда они были вооружены и защищались, не мог решиться убить захваченного ребенка, ставшего его пленником.
Между тем в конце 1834 года Гамзат-бек в свою очередь был убит.
Взгляд историка с трудом проникает в мрачные ущелья Кавказа. Всякий звук, который исходит оттуда и достигает городов, это не более чем эхо, искаженное и расстоянием, и складками земли.
Итак, вот что рассказывают об убийстве Гамзат-бека. Мы изложим эту историю в том виде, как ее представляет общественная молва, но при этом призываем наших читателей не доверять предубеждениям русских, которые, естественно, питают их к своему врагу, предубеждениям, порой превращающимся в клевету.
После убийства молодых ханов Гамзат-бек поселился в их дворце в Хунзахе. Погибшие были чрезвычайно любимы их подданными, усмотревшими в первом действии убийцы гнусную измену, а во втором кощунственное святотатство.
Так что народ стал роптать против Гамзат-бека.
Здесь мы перестаем настаивать на истинности приводимых нами фактов. Достоверны лишь результаты, подробности же остаются неясными.
Шамиль-эфенди слышал этот ропот и понял, какую пользу он может из него извлечь.
По его наущению Осман-Сул Гаджиев с двумя своими внуками, Османом и Хаджи-Мурадом (не забудьте имя Хаджи-Мурад, ибо тот, кто его носит, призван сыграть важную роль в нашем повествовании), подготовил заговор против Гамзат-бека.
Близилось 19 сентября, день великого праздника мусульман. Как имам Гамзат-бек должен был совершить молитву в мечети Хунзаха.
Этот день и это место заговорщики избрали
что благодаря этому вступлению читатели будут с большим интересом и с меньшими трудностями следовать за нами по неизменно красочному, а порой и опасному пути, который мы прошли.
Тифлис, 1 декабря 1858 года.
V КИЗЛЯР
Мы прибыли в Кизляр 7 ноября 1858 года, в два часа пополудни.
Это был первый город, встреченный нами после Астрахани. Мы проехали шестьсот верст по степям, не увидев ни одного пристанища, за исключением почтовых станций и казачьих постов.
Изредка нам попадался небольшой караван татар- калмыков или татар-ногайцев, кочующих, то есть переезжающих с места на место, и везущих с собой, причем непременно на четырех верблюдах, которые нужны, чтобы погрузить кибитку и ее содержимое, все свое имущество.
Тем не менее с приближением к Кизляру, когда до него оставалось не более семи-восьми верст, окружающая картина делалась более оживленной, как это происходит вблизи пчелиных ульев и больших городов.
Однако было заметно, что пчелы, вылетавшие из улья, который мы намеревались посетить, имели весьма острое жало.
Все кавалеристы и пехотинцы, попадавшиеся нам навстречу, были вооружены. Встретившийся нам пастух носил кинжал на боку, ружье за плечами и пистолет за поясом. Так что если бы его изобразили на вывеске, то на ней нельзя было бы написать, как это принято у нас: «У доброго пастыря».
Даже одежда людей приняла здесь воинственный характер.
Безобидный русский тулуп, незатейливую калмыцкую дубленку сменила черкеска серого или белого цвета, украшенная по обеим сторонам груди рядами гнезд для патронов.
Веселый взгляд сменился взглядом тревожным, и глаза всякого путника, кто бы он ни был, приняли грозное выражение, выглядывая из-под косматой черной, белой или серой папахи.
Чувствовалось, что вы вступили на землю, где каждый опасается встретить врага и, находясь слишком далеко от какой-либо власти, чтобы на нее можно было рассчитывать, защищает себя сам.
И действительно, мы приближались, как уже было сказано, к Кизляру тому самому городу, который в 1831 году был взят и разграблен Кази-муллой, учителем Шамиля.
Здесь каждый еще вспоминает о потере или родственника, или друга, или дома, или имущества во время этого бедствия, отчасти повторяющегося каждодневно.
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем неисправнее становилась дорога; во Франции, в Германии или в Англии ее сочли бы непроезжей, и, разумеется, ни один экипаж не мог бы по ней двигаться.