Велика сила педантизма, сила мертвой буквы; и проявляется она с особой энергией иногда в совершенно неподходящей для нее на первый взгляд обстановке, когда события кипят ключом. Многие искренние люди обжигают в этом водовороте свои крылья, уходят в свою раковину и прячутся за броню педантизма. И на милых устах лектора, иллюстрирующего Полтавской битвой весь теоретический катехизис военного дела, быть может ложится горькая улыбка разочарования в жизни, в современной действительности, в современном искусстве воевать.
Только отчаяние может заставить его брать примеры на разведку из деятельности Дмитрия, великого князя Московского, на берегах тихого Дона 500 с лишком лет тому назад.
Отчаяние плохой советчик. Нужно мужество, чтоб жить и работать. Нельзя прятаться от требований жизни за мертвую букву, как прячет под крыло страус свою голову.
Офицерская жизнь. 1907. 93. С. 648.
По верхам
Чтобы не одряхлеть наподобие крейсера, через 15 лет своей службы, чтобы держаться на уровне возникающих требований, офицеру необходимо напрягать значительные усилия. Глубоко поучительное явление представляет в этом отношении Мольтке: он окончил школу в двадцатых годах прошлого столетия, а спустя
60 лет, в глубокой старости, продолжал оставаться мастером своего дела. Он пережил огромную идейную эволюцию XIX века, пережил появление заряжающихся с казны ружей, нарезных пушек, железных дорог. Политическая карта Европы, стратегия, тактика, устройство армии и крепостей все это переменилось при нем. И каждое нововведение он успевал подметить, оценить и использовать; каждый шаг техники не только не отбрасывал его в архив, но, наоборот, придавал ему новую силу, новую остроту его комбинациям. Эта необычайная свежесть и современность глубокого старика представляют явление еще более замечательное, чем его крупный полководческий гений. В этом отношении сравниться с Мольтке может только наш гениальный старик Суворов.
Как умудрился сохраниться в умственном отношении до восьмидесятых годов прошлого столетия Мольтке; в чем заключается секрет этой умственной свежести, секрет молодости?
Ответ очень прост: он сохранился благодаря постоянной работе, благодаря серьезному умственному труду, вследствие привычки углубляться при рассмотрении каждого вопроса. Легкомысленное, поверхностное, блестящий энциклопедизм все это было совершенно чуждо характеру Мольтке.
Поверхностный энциклопедизм теперь опаснее всего, так как, скользя по верхам, человек быстро стареет: арсенал приобретенных в молодости идей не обновляется, быстро дряхлеет и обращается в музей. В этом, несомненно, для нас заключается значительная опасность.
Поветрие энциклопедизма издавна занесено в славянские страны из далекой Франции. Легкомысленный француз-гувернер сыграл свою роль при наведении внешнего лоска не только в захолустных помещичьих усадьбах, но и в рассадниках нашего образования. Онегины в военном деле далеко не единицы; они слышали обо всем и не умеют ничего...
***
Экзамены по военным наукам молодых офицеров и даже юнкеров производят на недостаточно поднаторевшего в этом деле зрителя странное впечатление. Бойкие ответы по весьма сложным вопросам, решение которых в вашем представлении еще не складывается, конфузят нас и заставляют искренне краснеть. Вы замечаете, что для экзаменующегося все чрезвычайно просто; в пределах его кругозора все решено, все чисто, ни сомнений, ни затруднений нет. Но что нас наиболее сильно поразит это необычайная эрудиция отвечающих. По любому вопросу курса вы слышите ссылки на мысли великих русских и иностранных полководцев; в доказательство так и сыпят примеры из самых разнообразных войн. Безусая молодежь в области военной истории чувствует себя, как дома: с Лаонской позиции отвечающий перескакивает к какому-нибудь неизвестному вам делу на малоазиатском театре войны. Вы боитесь даже вставить замечание, так как сомневаетесь, в какую войну с турками происходил этот эпизод.
Вы начинаете проникаться уважением к знаниям экзаменующихся; примеры ползут, как из рога изобилия; они черпаются из полутора десятков кампаний почти из всех войн XIX и XX веков; ваш же лично ученый багаж достигает только половины этого. Этож и Вошан, Краон, Бегли-Ахмет все это ничего не говорит ни вашему уму, ни вашему сердцу.
Наконец, отвечающий с апломбом произносит: подобный случай был под Гравелотом. Эта тема вам хорошо знакома, что немедленно и отражается на вашем поведении: лицо ваше расплывается в улыбку и вы приглашаете экзаменующегося побеседовать с ним об
этом поподробнее. Экзаменующийся делает два, три тонких замечания о Гравелотском сражении и неприятно резко останавливается. Без всякого труда вы убеждаетесь, что о Гравелоте отвечающий не имеет никакого представления; выводы висят в воздухе и производят жалобное впечатление.
То же повторяется, когда экзаменующийся приводит пример из знакомой вам Плевненской операции: тонкое, критическое замечание, изложение деталей небольшого эпизода и полное непонимание общего смысла положения, незнакомство с обстановкой в самых широких чертах. Весь запас своих знаний испытуемый выкладывает сразу. Больше по данному примеру у него в голове нет решительно ничего. Вы становитесь в тупик.