Под его тяжестью чувствую себя совершенно беспомощной, слабой. Обвожу пальцем контур его губ, изнывая от желания. Будто мы в засушливой пустыне, и только он может дать мне напиться.
Алекс зажимает мой сосок, ловя губами короткий вдох, затем чётко проговаривает каждое слово:
Это не я ворвался в твои отношения и устроил оккупацию. Не я загнал тебя в угол и приставил пистолет к виску. И, блядь, не я первый выстрелил.
Алекс грубо входит в меня, и я закрываю рот ладонью, заглушая крик. Внизу живота взрывается фейерверк.
Что, есть разница? хрипло спрашивает Алекс, ещё раз загоняя в меня член до основания. Я закусываю губу, ощущая, как в слюне появляется металлический привкус. Стоило оно того? Белов, я. Хуй другой, а смысл тот же. Стоило оно того, чтобы я перечеркнул прошлую жизнь, причинил боль девушке, которая любит меня, и шагнул за тобой в никуда?
Словно почувствовав, мобильник Алекса, лежащий на бардачке между сидениями, оживает. На экране высвечивается «Стеф» и рядом смайлик дельфина.
Блядь.
Алекс тоже оборачивается на телефон, а потом с новой силой врезается в меня, заставляя стонать не то от боли, не то от запредельного удовольствия.
Стоило оно? повторяет вопрос, и опять грубый толчок. Стоило? Ответь мне, блядь! Стоило?!
Да! Да-да-да! ору ему в губы, обхватив шею руками. Целую переносицу, глаза, губы и щетинистый подбородок. А он продолжает насаживать меня на член с какой-то неистовой яростью. Я люблю тебя, слышишь? Люблю! Больше, чем себя.
Алекс, тихо выругавшись, прокладывает дорожку поцелуев от одной ключичной косточки до другой. Я задерживаю дыхание, когда он опять кусает меня за сосок.
Моё «навсегда» с тобой это дольше, чем у Бегбедера. Дольше, потому что всю мою жизнь я уже с тобой!
Приникаю долгим поцелуем к его
губам, успокаивающе глажу ладонью по широкой спине. Алекс со стоном отстраняется, выдохнув мне в плечо. Прекращает свою яростную борьбу, навалившись на меня всем весом, и сметает под себя, осыпая моё лицо поцелуями.
И я никуда не уйду, говорю ему куда-то в шею. Клянусь тебе, не уйду. Я с тобой, Алекс. Я только с тобой.
Я с тобой, глухо откликается он.
Пружина возбуждения вот-вот распрямится. Ещё немного, и я кончу. Выгибаюсь от экстаза, перестав соображать, в какой реальности нахожусь. Рассудок медленно уплывает.
Алекс закидывает мои ноги себе на плечи, а его пальцы смыкаются у меня на горле. Теперь вместо криков я издаю хрипящие стоны от каждого сильного толчка. Он не останавливается ни на секунду, заставляя меня извиваться под ним. И, когда я уже была близка к оргазму, снова сбавляет темп, не позволяя кончить. Он переворачивает меня на живот и входит сзади, намотав мои волосы на кулак.
Чувствую себя безвольной куклой в его руках. Такой я сейчас и была. Он делал со мной всё, что хотел. Трахал, как хотел и сколько хотел. Всё время подводил к грани, но не позволял кончать, полностью контролируя мой оргазм.
Алекс снова разворачивает меня. Теперь сам ложится на сидение, а меня усаживает сверху. Скачу на его члене, как на механическом быке, иногда ударяясь головой о крышу машины, и с упоением наблюдаю, как у него закатываются глаза от удовольствия. Алекс слегка придерживает меня за талию, помогая двигаться.
Кончай. Теперь можно, говорит он, не открывая глаз.
И я ускоряюсь, отдавшись всецело моменту. Раз, два, три... Улетела. Вслед за мной кончает и он с негромким стоном.
От божественной судороги вышибает воздух из лёгких вместе с криком, и Алекс, смеясь, закрывает мой рот ладонью. Притягивает к себе, крепко прижимая к груди.
Глава 15. Чё, вспомнила, милая?
Дыхание выравнивается, бешеный пульс замедляется, и постепенно появляется ощущение холода. Теснее прижимаюсь к груди Алекса, вслушиваясь в размеренный стук его сердца. Он, сообразив, что замерзаю, дотягивается до моего полушубка на заднем сидении и набрасывает мне на плечи. Обнимает, уткнувшись подбородком в мою макушку.
Мы ещё не сказали ни слова друг другу. Мне и не хотелось нарушать тишину, в которой было нечто интимное, приятное и не требующее объяснений. Будто я, наконец, обрела ту часть себя, что давно потерялась в гонке за успехом и деньгами, в несложившемся браке, который померк, запачкался и остался лишь изящным словом, утратившим смысл. Ну, почему я была такой трагически слепой к человеку, дарившему мне из года в год заботу, душевное тепло и чувство стабильности, и не требующего ничего взамен?
С Андреем в начале наших отношений тоже было тепло. Были и разговоры, и нежные признания, и робкие мечты, озвученные друг другу шёпотом под одеялом. Но это быстро куда-то делось. Всю нежность заменил секс. О чём-то поговорить? Нет, зачем? Лучше потрахаться. Всё изъяны нашего брака мы латали сексом и деньгами. Поругались потрахались. Поругались купили новый телек. Поругались потрахались и уехали на выходные в Сочи. Такая вот нехитрая романтика, исчисляемая цифрами на банковской карте и оргазмами.
Казалось, что так, как у нас с Андреем, это нормально. Нельзя любить одинаково всю жизнь, рано или поздно наступает момент, когда от любви остаётся её побледневшая версия. Это нормально. Такова жизнь. И только сейчас, мать его, до меня доходит, что это не то, что называют «долго и счастливо», в которое я наивно верила, когда выходила замуж.