Люба оглянулась на лица, обращенные к ней, потом увидела растерянные глаза матери, спрятала голову у нее в коленях и заплакала.
Софья Осиповна погладила девочку по голове и шумно вздохнула.
Вновь заговорили о том, что терзало всех: об отступлении, о том, что, может быть, придется ехать на Урал либо в Сибирь.
А если со стороны Сибири японцы пойдут, что тогда? спросила Женя.
Степан Федорович заговорил о «бывших» людях, которые не собираются уезжать, ждут немцев.
А вот я слышал о парне, сказал Сережа, которого когда-то не хотели принимать по социальному происхождению в летную школу, а он все же добился, окончил школу и вот, рассказывают, погиб, как Гастелло!
Погляди на детей, проговорила Александра Владимировна, обращаясь к Софье Осиповне. Толя, комсомолец, стал взрослый человек, наш защитник, а ведь до войны приезжал к нам совершенно ребенок. И голос другой, и манеры, и глаза какие-то
Ты обрати внимание, как его приятель все на нашу Женю поглядывает, тихим басом сказала Софья Осиповна.
А позапрошлым летом, когда Людмила с Толей гостили у нас, Толя гулять пошел, а в это время дождь Людмила схватила плащ, калоши и кинулась к Волге его искать: «мальчик простудится, расположен к ангине»
А на другом конце стола начался спор.
Ничего не драп, сердито говорил Ковалев Сереже.
Мы бои вели от самой Касторной.
Так почему же так стремительно отступали?
Вот ты повоевал бы, так не спрашивал. Я за всех отвечать не могу, а наш полк дрался! Да как дрался!
А некоторые раненые у нас в госпитале, сказала Вера, считают, что все опять, как в сорок первом.
Вот на переправах, там тяжело, сказал Ковалев, бомбит день и ночь. Моего друга убило, а меня подранило. Ночью навесит ракеты и бомбит, как зверь.
Он и нам тут даст, сказала Вера, боюсь бомбежки!
Это как раз не страшно, вмешалась в разговор Мария Николаевна, мы пока в глубоком тылу, у нас кольцо зенитной обороны, говорят, не слабее московской. Если прорвутся, то единичные только!
Ну, это вы бросьте, знаем мы эти единичные, снисходительно усмехнулся лейтенант. Верно, Толька? У него тактика удар с воздуха, подготовочка, и сразу удар танками.
Этот юноша был здесь самым опытным, уверенным и больше других знал о войне. Говорил он усмехаясь, снисходя к наивности своих собеседников.
Вере Ковалев напоминал тех лейтенантов, что лежали в госпитале. Они с разгоряченными лицами яростно спорили между собой о том, что было понятно лишь им одним, насмешливо усмехаясь, поглядывали на сестер. Этот Ковалев был, однако, похож и на тех довоенных ребят, что, приходя в гости, играли с ней в подкидного и в домино, участвовали в школьных кружках и брали у нее на два вечера «Как закалялась сталь».
Пожалуй, пора затемнять окна, сказала Маруся и, прижав кулаки к вискам, точно превозмогая боль, пробормотала: Война, война
Теперь бы самое время еще стопочку выпить, сказал Степан Федорович.
После сладкого, Степан? спросила Маруся.
Лейтенант снял с пояса фляжку.
Хотел на дорогу оставить, но ради таких людей Ну, Анатолий, будь здоров. Я решил не ночевать, сейчас пойду.
Ковалев разлил желтоватую водку Анатолию, Степану Федоровичу, себе и потряс пустой флягой перед Сережей, в ней постучала пробка.
Вся.
В полутемной передней Ковалев втолковывал Жене:
Рассуждать можно так и этак. А вот я через пять дней снова буду на передовой. Понятно?
Он смотрел на нее пристальными, одновременно злыми и ласковыми глазами. Да, она понимала он просил ее любви и сочувствия. И сердце сжалось у нее, так ясно видела она простую и суровую судьбу этого юноши.
Степан Федорович обнял за плечи лейтенанта, словно собрался уйти вместе с ним. Он выпил лишнего, и Мария Николаевна смотрела на него с таким упреком, точно эта лишняя стопка водки имеет не меньше значения, чем все трагические события войны.
Стоя в дверях, Ковалев с внезапным бешенством сказал:
Рассуждение происходит, почему отступаем? Хорошо рассуждать! Все вы родину защищаете, а наше дело маленькое, мы воюем. А тут как бывает? Ляжешь отдохнуть в обороне, а он за ночь сорок километров прошел строго на восток. Что тогда скажешь, а? Я видел бюрократов, в тыл драпают, только ветер свистит. Посмотрел бы я на этих, что пальцами тычут, если б в окружение попали. Тот, кто на передовой, у того душа живет!
Лицо Ковалева побледнело, он хлопнул дверью и на лестнице выругался.
Вера сказала:
Вот, думала сегодня от госпиталя отдохнуть
Мостовской, когда Женя вернулась из передней в столовую, спросил у нее:
Вы от Крымова ничего не получаете?
Нет, сказала она. Но я знаю, что он в армии.
Да, я и забыл, сказал Мостовской и развел руками, я и забыл, что вы расстались Но должен доложить вам, человек он хороший, я ведь его давно знаю еще юношей, мальчиком.
Как чудно пахнет домом, теплом, совсем как в мирное время, сказал Толя.
Мария Николаевна уложила Степана Федоровича спать и то и дело подходила к нему пощупать пульс ей казалось, что он всхрапывает из-за сердечных перебоев.
Заглянув в кухню, она сказала:
Толя, посуду и без тебя вымоют, ты лучше напиши маме письмо. Не жалеете вы тех, кто вас любит.