Читаю тебя вижу, тебя в сердце держу. Так и знай.
Растяпа доктор бо-ится сказать два слова39, при поднесении твоих цветов и карточки! «Я непременно споткнусь!» Я ему внушаю: «скажете эти розы от вашей преданнейшей читательницы-друга, из Голландии!» Не мо-жет!.. Придется просить Юлю чтобы за доктором сказала эти слова. Так я хочу: пусть видят, _к_а_к_ меня лю-бят! Хочу!! И поцелую цветы. Это воспитывает читателя. Мне так дорого движение твоего сердца, что не в силах сдерживать (цветы-то!) тебя сумасбродку милую, нежную мою Как меня теребят! А я боюсь ну, будет полупустой зал: нет, ведь, печати а все смеются. Я всегда волнуюсь, му-ка мне эти чтения! И после весь разбит. Милые стрижи тебе явились! Олюна, должно быть не получишь ты на Рождение «флер доранжа»! или гардении До войны это в Бельгии выводили, «спесьялитэ» , а теперь и в Париже не могу найти, а я так мечтаю о, чудесный аромат! Хотел тебя порадовать, писал Сереже. Пустяки и получишь. Твоя гортензия все пышная. Твои «мотыльки» снова дают листья. С декабря не покидают меня твои цветы-поцелуи. Оля, верь мне, себе. Ничего не значит, что пока _н_е_ чувствуешь, что _м_о_ж_е_ш_ь (* творить). Это мне отлично знакомо. Помни: надо заставлять себя! И увидишь. Слушай гОлоса в душе _х_о_ч_у_ и работай! Тогда почувствуешь, в процессе работы. Никогда во всех подробностях заранее не рисуй себе содержания: лишь чуть ощути неясное, оно станет _г_л_а_в_н_ы_м. Напишешь так, как и не думала. _Б_е_з_ усилий! всегда без напряжения! Только подумай мельком и свободно! вот, рассказываю, как хочу, любимому душу открываю, и ничто меня не связывает, никакая форма а что душа хочет Это после, когда уже написала _в_с_е_ будешь сжимать, пополнять, ну, форму давать. Тогда увидишь, что ненужно, что на-до еще и все чуть-чуть Только не медли, не пугай себя, при-нудь! я и до сей поры должен себя принуждать! Во мне или лень, или нерешительность, но это все обманное. Надо _н_а_ч_а_т_ь. Надо почувствовать наплывающую «радость» от чего-то, что ты напишешь когда в сердце начнет что-то назревать, очень неопределенное но потом _с_а_м_о_ прояснится, уже в работе. Да так, что и поразишься. Пришли мне спиши из письма об искусстве, о «влияниях». Про-сит приятель40. А я не вспомню. Обмираю от жасмина! Понимаю твое сам головой в куст не передать. У жасмина есть чуть общее с флердоранж, в запахе, в томлении Помнишь, в «Богомолье»? Это я, а не Домна Панферовна41 так обмирала. В аромате жасмина есть волнующее, томящее, дразнящее. В оранже тоньше. Самое страстное, близкое к секс в иных орхидеях. С любкой у меня связана первая влюбленность в Таню когда мне было 12 л. Как услышу любку образ _ж_е_н_щ_и_н_ы и сладострастие Если бы слить тройку: любку, жасмин, оранж?! овладела бы страсть, замучила бы!
«Шалая»? Мне это знакомо я сам такой, порой был, по крайней мере но никогда не грязнился. А истомлялся Но если бы ты была со мной совсем я привлек бы к _с_ч_а_с_т_ь_ю эти страстные «души» кремово-бледнушек, страстунь скромных о, ка-кие!.. Это чудесный аккомпанимент к лю-бовному экстазу. Духи меня очумляют такой вдруг пожар вспыхнет
Описался я: конечно, Ирина, в «Дыме», не хотел бы я, чтобы ты ее повторила. Нет, ты не «гурманка», и не безвольная. Ирина чтобы «и волки сыты, и овцы целы». Роман этот «нарочитый», фальшивый. Таня бледна, божья коровка, ну, какое с ней у Литвинова42 могло быть счастье! Все белые нитки, нарочитость. Самонатаскивание. Не сумел Тургенев одолеть. Тут от Виардо в нем что-то. Та была жох-баба, практичная слизывала сливки Надумана Ирина. И как глуп повод московского «разрыва»! И этот глупый «бал»! Тут Тургенев никуда. Как романист, он грош, сильно раздут. Лучшее повестушки, самое лучшее «Первая любовь», это пережи-то. Чудесны очерки из «Записок охотника». Этот не пройдет «по всей Руси великой»43 «Нургет»44 ты должна бы прочесть не в переводе. Перевод обледнил. И не вишни, а черешни. Ты переоцениваешь «Под горами» «Любовь в Крыму». Это далеко несовершенное, «проба», шутка. Не бойся «оглядок» и «не полагается». Оставайся собой. Рядиться по моде почему не рядиться?! Рядись, глупочка милка моя хоть на голове ходи, еще прелестней будешь, если можно. Но всегда собой останься. И не смущай себя какая ты «провинциалка»? О караимочке. Она сама захотела и по-немецки прочесть меня. Нет, она некрасива, но порой прелестна. И очень неправильные черты. Скульцы, очень толстые губы, очень большие глаза. Это лучшее, все искупающее.
Должно быть она из страстных. Очень идет ей черное. Когда обледнит лицо глаза живут. Очень хрупкая, совсем миниатюрная, худенькая. Ну, будто артикль дар . И только. И внутри ничего особенного. Это совсем не ты. С ней приятно посидеть я охотно бы послушал, если бы она умела играть на рояле. И должно быть горячка, м. б. спорщица. Я ее совсем не знаю, и ничего в ней меня не захватывает. Я с ней очень предупредителен, корректен, ни одного вольного слова, намека. И она тоже. Любит мое искусство, ценит, и чуть переносит на меня, но именно как «ценящая писателя». Ей 40. Она неглупа, и, м. б. чувствует, как я к тебе. Но это ее не касается, и она знает это. Ты воображаешь, что в Париже все как-то особенные. Все слишком не особенное, а штандартное45 и мало _к_р_а_с_о_т_ы. Ты была бы лучшей парижанкой, как говорят фэн-флер и будь ты модницей, кокеткой, «игралочкой», о, ты тысячи голов свернула бы! Ты как раз по характеру «шик паризьен» . Есть в тебе эти и-скорки и ты умела бы шикарно носить платья в тебе мно-го _в_и_н_а..! чувствую. И будь ты воистину такого «пошиба» несчастен был бы безумно тебя любящий Но в тебе сдержка, ум, большая и страшно тревожная совесть и еще ты вся «для песен и молитв»46. Но любовницей ты была бы сверхочаровательной, до головокружения. Скажу была бы прелестнейшей из супруг, полней и выдумать нельзя. Ты же и в страсти была бы необычайна: эта сфера огромна в тебе, и очень высока, и освящённа не шарж или любовь-страсть, а страсть-поэзия, музыка Никакого у меня особенного _г_л_а_з_а я, напротив, многого не вижу, что видят самые заурядные я _в_и_ж_у, что мне _н_у_ж_н_о Я никогда не помню, как были одеты те и те я иное _б_е_р_у, должно быть. Твой мир и мой он. И я в «ином» мире живу, как и ты, в _т_в_о_е_м своем. Но будь я молод, и будь ты моя я бы очень толкал тебя к пределу «моды», хотел бы испить все в тебе! Это и есть шалое во мне. Мы жили бы играли, как дети, временами, «пока не требует поэта»47 и т. д. безумствовали бы, азартничали были бы «малодушно погружены в заботы суетного света». Словом, пили бы жизнь _н_е_ пропиваясь. Да, слава Богу, что ты О-ля. Только т_а_к_а_я, ты и дорога мне _у_м_н_а_я, сердцем и рассудком! чуткая, нервная, даже «трепыхалочка» но главное твое душевное сверх-богатство _в_з_я_л_о_ меня всего и навсегда. Увы, _к_а_к_ же _п_о_з_д_н_о_ взяло! Оля, ты не все во мне знаешь. Я не люблю интеллигентов, их стертых разговоров их кривизны я предпочту день проговорить с серым мужиком, со старухой, с бойким пареньком, чем час с человеком нашего круга. Я люблю все простое. Я ценю комфорт, хороший стол, красивую обстановку но это лишь дополнения. Я выше всех экзотических цветов люблю цветущий лужок усадьбы, рощицу конопли, и как же люблю воздух хлебных полей, мягкий проселок во ржи, неповторимый дух нагрева в хлебах, к закату, после жаркого дня конца июня! Ты же понимаешь я все сказал в своих книгах! Мои «Росстани» это куда же природа-то! захватней для меня, чем все черешневые сады Крыма пасеки люблю, пчел гуд Вот в _э_т_о_м-то я всегда был готов полюбить русскую простую девушку, Таню, Дашутку но у-мных! с ручьистыми глазами, с запахом здоровья их девичьего тела, их простоты прелестной. М. б., на месяц-другой..? Но вот от такой простой девушки я хотел бы иметь ребенка. Но это в прошлом, в беглых думах-чувствах а м. б. и никогда такой мысли не было, м. б., это «натекает» в меня для «Путей». ОлЮшка, гадкая моя девчонка, капризница, нетерпеливка опять себя в постель уложила. Но ты будешь здорова, и тогда я вложусь _в_е_с_ь_ в «Пути». Клянусь тебе, я скоро весь уйду в них, только бы мне не хворать, не чувствовать болей. Пока я их иногда слышу, сегодня почти часа четыре вертелся должно быть потому, что были спазмы желудка, были вчера гости, а я постеснялся есть при них, не ел часов 78, а лег уже не хотелось есть. Ну, меня и крутило. Пришлось встать, принять твоего висмута, половину чайной ложки и через четверть часа я заснул. Но вот теперь, растревожив себя запахами поля, хочу писать «Пути». Читаю про оптинского старца Амвросия. Это он, а не о. Варнава! говорил сказочку о бабе. Но это обще-русская сказка. Такая: Упал из чела печи кирпич на шесток. Старуха завела да если бы у нашего сынка сыночек был, внучек, да сидел здесь, да его бы кирпичом ну, в го-лос и старик за ней в го-лос. А сын и говорит, узнав, о чем «Пойду от вас по свету, ежели встречу глупей вас ворочусь». Пошел и видит мужики корову на крышу втаскивают. Чего это? Да трава выросла, вот попасти хотим, и т. д.