- Получишь через неделю.
- Супер, - недовольно фыркнул Мики, но после этого затих.
Ванкувер напоминал Льву Сан-Франциско и это было совершенно несправедливо, потому что из общего у них были только язык и ухоженные бездомные, поедающие фаст-фуд возле метро. Но Лев видел сходства во всём: например, мост, соединяющий аэропорт с остальным городом, напомнил ему Золотые Ворота, а мост даже не был красным (и золотым тоже не был, и, говоря уж совсем честно, у него даже не было никаких «ворот»). Но всё не внешне, а в ощущениях было таким же: запах в такси, уличный шум в ушах, ощущения под ногами, вкус чужой воды на языке, и весь он, уставший, разбитый, с неясными планами на жизнь, был будто бы немного таким же, как тогда.
В их новой квартире оказалась просторная гостиная, соединенная со столовой и кухней, а в коридоре, напротив друг друга, соседствовали две спальни. Мики и Ваня тут же ввалились в ту, что побольше, и начали спорить, кто поставит кровать у окна, пока Ваня не сказал: «Гардеробная! Я буду спать в гардеробной!».
Из внутреннего обустройства были только кухонный гарнитур и сантехника в ванной комнате, но пожилая арендодательница любезно предоставила две надувных кровати, «до той поры, пока вы не доберетесь до Икеи». Лев сразу подумал, что доберется до неё как можно быстрее.
Ещё арендодательница всё время говорила: «ваши дети».
«Ваши дети могут разместиться здесь» или «В соседнем квартале средняя школа, вашим детям будет удобно добираться». Каждый раз, когда она произносила что-то подобное, сердце Льва делало кульбит: «Ого!». И ведь ей, шестидесятилетней даме с волосами цвета моркови, даже не приходилось пересиливать себя, чтобы это говорить. Может, переезд и правда того стоил?
Когда она ушла, Лев тут же подлетел к Славе:
- Ты слышал, что она говорила?
- Про школу в соседнем квартале?
- Нет! Она говорила «ваши дети». Твои и мои. Наши. Понимаешь?
- А-а, - смекнул Слава. И тут же сказал, будто ничуть не удивленный: - Ну, конечно, это само собой.
Лев разулыбался от подступившего счастья. Слава, обхватив его за талию, прижал к себе, шепнул: «Добро пожаловать в новую жизнь» и нежно прикоснулся губами к его губам.
- Фу-у-у-у! послышалось с правой стороны. Это Ваня выглянул из своей новой комнаты. Не целуйтесь!
Оборвав поцелуй, Лев засмеялся в Славины губы:
- Почти как дома.
- Мы дома, - просто ответил Слава.
Лев почувствовал болезненный укол от его слов, но ничего возражать не стал.
Почти 15 лет. Слава [6]
Они должны были уехать раньше, гораздо раньше: Слава рассчитывал на конец 2017-го года, самое позднее начало 2018-го, но план всё время сдвигался в будущее. Сначала из-за Мики: он саботировал переезд, но беда была даже не в этом. Он саботировал всё: семью, школу, друзей, общество, самого себя и хуже всего жизнь.
Когда тринадцатилетний Мики вернулся из школы бледный, как мертвец, с покрасневшими глазами и трясущимися руками, врачебное чутье Льва безошибочно диагностировало падение артериального давления (и тонометр подтвердил предварительный диагноз), но родительская эмпатичность Славы чутко уловила причину: паническая атака. Он знал, что нужно делать, он читал книги по воспитанию, а потому поступил так, как в них велели: отвёл сына к психотерапевту.
И узнал от той, что у него очень тревожный мальчик.
Примерно в таких эпитетах о Мики отзывались специалисты: тревожный, неспокойный, депрессивный, мрачный, подавленный, замкнутый, необщительный.
Сложный.
Последняя характеристика особенно повеселила Славу: а то он был не в курсе.
Он задал психотерапевту всего один вопрос: как быть с Канадой?
- Не сейчас, - категорически ответила она. Он в очень расшатанном состоянии.
Слава кивнул.
- А что его так расшатало?
Арина Васильевна долго молчала, и Слава понял, что она пытается сформулировать что-то этичное. Не выдать тайны ребёнка и удовлетворить любопытство родителя.
- Трудно сказать. Он мало говорит о семье, наконец произнесла она. А когда я спрашиваю почему, отвечает: «Потому что меня научили об этом не разговаривать».
Слава горько усмехнулся и ещё раз вспомнил момент, в который должен был всё сделать по-другому, но не сделал вообще ничего.
- Замкнутый мальчик, - заключила она.
Слава слышал об этом уже в сотый раз.
Вернувшись домой, он сообщил Льву, что Канада переносится на неопределенный срок, потому что психика
Мики разваливается на глазах, и Лев не очень искренне ответил:
- Жаль.
Слава так и не понял, о чём была эта реплика: о Канаде или их сыне?
Лев несерьёзно воспринимал происходящее с Мики, слова про панические атаки и повышенную тревожность звучали для него как: «Бла-бла-бла, он не хочет ходить в школу и делать уроки». У них было разное виденье того, как помочь сыну: Слава был за психотерапию, Лев за таблетки, Слава был за поддержку и уступки («Хорошо, можешь не идти сегодня в школу, если тяжело»), Лев за преодоление себя, Слава считал, что Мики нужно учиться заботиться о себе, Лев считал, ему нужно учиться заботиться о других («И тогда некогда будет утопать в своих надуманных проблемах»). Слава считал, что любой человек имеет право на переживания, Лев делил проблемы на «настоящие» (куда входили только радикальные события: мор, глад, война и смерть) и на «это вообще не проблемы».