Мама так и держала руки, скрещенными на груди. Ни одна мышца на лице не дрогнула. Лев по-всякому представлял, как это будет: представлял ссору, ругань, истерику, крики Но не это.
Мама, вздохнув, спросила:
- Зачем ты мне это рассказываешь?
- Потому что ты моя мать.
- И что?
- Это ведь и про тебя тоже. Про твоих внуков.
- Они мне не внуки.
- Ошибаешься.
- Какие-то посторонние дети, не имеющие отношения ни ко мне, ни к тебе.
Лев вытащил свой телефон, разблокировал экран и показал ей фотографию на заставке. Она отвела взгляд, но Лев настойчиво сказал:
- Смотри. Это Мики, - он показал пальцем на Мики. Ему сейчас пятнадцать. Он бы тебе не понравился, потому что он как заноза в заднице. И у него есть такая бесячая ухмылочка: улыбнуться правым уголком рта, а потом высокомерно отвести взгляд в сторону. Это он от меня перенял. А я знаешь от кого? Да, знаешь. Хочешь ты этого или нет, но мой сын ухмыляется прямо как человек, напоминаниями о котором ты обвесила полквартиры. И это меньшее из зол.
Мама, подавшись вперед, окинула фотографию взглядом и бесцветно спросила:
- А как зовут этого?
- Ваня, - мягко ответил Лев.
Он задумался: в Ване, кажется, не было ничего, что он мог бы привести как пример их тесного бескровного родства.
- Ваня больше похож на Славу, - с нежностью произнёс Лев, улыбнувшись.
Мама, вздохнув, устало сказала:
- Лев, это какая-то шизофрения.
Он нахмурился:
- Что?
- Это не твои дети. Можешь убеждать себя в обратном сколько хочешь, но они не твои.
- Мои.
- Нет! настаивала мать. Ты им никто. Ты пришел в семью, без всяких оснований назвался вторым отцом и теперь ломаешь им психику, внушая, что всё происходящее нормально. Поэтому они у вас и ворота переворачивают на себя
- Что ты несешь?
- А что? с мамы, наконец, спала маска безразличия, и в голосе появились нотки раздражения. Разве не за этим ты ко мне пришел: рассказать и спросить, что делать? Вот что тебе делать: оставить их в покое. А лучше сдать органам опеки, подальше от второго «отца» тоже.
- Ясно.
Лев, встав изо стала (он так и не притронулся к чаю), направился в коридор. Эта квартира была по-прежнему враждебна к нему. И по-прежнему не стала домом если вообще была когда-то.
- Я рада, что ты уехал оттуда и прекратил это безумие, - сказала мама ему в след. Это твой шанс начать всё по-нормальному.
- Как по-нормальному? уточнил Лев, обернувшись.
- Найти женщину, завести семью, детей, только настоящих...
Лев, проходя в коридор, засмеялся:
- А эти что, пластиковые?
- Они не твои!
- Господи, заткнись - прошептал он под нос, сдирая пальто с вешалки.
Мама не вышла его проводить может быть, к лучшему. Он наспех обулся и выскочил в парадную, пообещав себе больше никогда сюда не возвращаться. На секунду его взгляд задержался на лестнице вверх, ведущей к бывшей квартире Сорокиных, но Лев сказал себе: «Нет, нет, нет, уходи».
Он ушёл.
Почти 15 лет. Слава [32]
Слава смотрел на него с подозрением. Подозрительным казалось всё: низкий голос, широкие плечи, пробивающаяся щетина на подбородке, отсутствие подростковой
скованности в движениях. Слава считал себя специалистом в пятнадцатилетних: было, с кем сравнивать. Поэтому, переводя взгляд с Мики на его нового друга и обратно, он мог сказать с уверенностью: «другу из школы» не пятнадцать. Возможно, уже давно не пятнадцать.
Когда знакомство с юным садоводом, незнакомым с картинами Ван Гога, закончилось, Слава украдкой спросил сына:
- Ему точно пятнадцать?
- Я не говорил, что ему пятнадцать, - припомнил Мики. Я сказал, что он из школы.
- Из исправительной?
- Из нашей, - цыкнул сын. Просто он из двенадцатого класса.
- И давно он из двенадцатого класса?
Мики нехотя признался:
- Второй год.
Слава скептически поджал губы. Мики виновато развел руками.
- Мне не очень нравится, что ты находишь себе друзей сильно старше, - честно сказал Слава.
В его воображении все люди старше восемнадцати лет, которые крутились вокруг его сына, неустанно пили, употребляли наркотики, участвовали в оргиях, и пытались вовлечь во всё это Мики. К тому же, из головы не шёл случай с Артуром ещё один «друг не по возрасту». Правда, когда у Мики появилась девушка (пускай тоже взрослая, но хотя бы не настолько), Слава немного отпустил ту ситуацию: вспомнил, как Мики говорил про «расширение выборки» и «нужно пробовать с разными людьми». Может быть, он и правда пошёл за Артуром сам, из любопытства, а потом передумал и ушёл. Может, ему правда дали траву знакомые из школы, раз уж они сплошь «садоводы». Как здорово было бы всем этим обмануться.
- Он не сильно старше, - возразил Мики. На четыре года.
- В вашем возрасте это много.
- Папа старше тебя почти на шесть лет.
- Но и мне было не пятнадцать.
Мики фыркнул:
- Да, тебе было семнадцать, и ты был совершенно другим человеком, совсем не то, что в пятнадцать.
Слава сдался:
- Хотя бы общайся с ним здесь, ладно? Когда я дома.
Мики криво усмехнулся:
- Будет трудно поймать момент.
Слава много времени проводил с Ваней: чем лучше становилось сыну, тем больше внимания он начинал требовать. Выздоравливающему Ване было скучно дни напролёт проводить в палате, его соседи, попадающие в больницу с куда меньшими проблемами, часто выписывались, сменяя друг друга, так что мальчик даже не успевал завести друзей. Если первоначально Слава приходил в больницу, чтобы ухаживать за сыном, кормить кашей и укладывать к себе на коленки, то теперь его родительские функции потерпели ряд изменений: нужно было слушать про майнкрафт, играть в уно и обсуждать любимые породы собак. Потом он торопился на свидания с Максом, перед которым чувствовал себя должным: ведь именно он готовил для Вани каши и помогал Славе лучше разобраться в майнкрафте (чтобы эффективней поддерживать беседу!) У Макса дома была PS4, на которой можно было врубить игру (экран делился напополам для двоих игроков), и Слава по-честному пытался проникнуться страстью младшего сына, но это было сложно: первый опыт взаимодействия с приставкой, так ещё и игра такая с графикой как из девяностых, фиг чего разберешь.