- Тебе лучше вернуться в Россию.
- Слава, это импульсивно.
- Кто бы говорил.
- Давай успокоимся, прежде чем принимать какие-либо решения, - попросил Лев.
- А я спокоен.
Он взял с кровати подушку, вытащил из шкафа ещё одно одеяло и решил, что займёт гостиную сам.
Почти 15 лет. Лев [9]
Лев чувствовал себя ребёнком, которого отругали. Он замечал такое за сыновьями: стоило прикрикнуть на Мики или Ваню, как те в два счёта успокаивались, наводили спешный порядок в комнате и мыли посуду. Нежелание жить в ссоре вынуждала провинившихся хулиганов превращаться в шёлковых и послушных детишек, а Льва вынудила стать идеальным мужем.
Из домохозяина, недовольного своим положением, он превратился в домохозяина, с радостью выполняющего свои обязанности: посмотри, какие у нас сытые дети, посмотри, как чисто дома, и посмотри, какой я счастливый жду тебя с работы.
Славу это не впечатляло. Когда наступал поздний вечер, он оставался спать в гостиной, и никакие уговоры Льва не работали.
Через три дня напряжение достигло максимума, и Слава сказал, что нужно отменять свадьбу. Оторопев от такого поворота событий, Лев сперва прибегнул к практическим аргументам: мало того, что они сами вложили кучу денег в подготовку мероприятия, так ещё и посторонние люди успели потратиться на билеты, которые, учитывая отсутствие прямых рейсов в Ванкувер из России, всем обошлись очень дорого.
Не впечатлённый столь пламенной речью, Слава флегматично ответил:
- Я верну им эти деньги.
- Мы сейчас не можем возвращать никому деньги, - терпеливо произнёс Лев. Они нам самим нужны.
- Мы? переспросил Слава. Нам?
Сердце ухнуло вниз.
- А мы что больше не «мы»? осторожно уточнил он.
- Я сказал тебе уехать, напомнил Слава. Или уйти Не знаю, как хочешь. Я хочу разойтись. И нет больше никакого «мы».
Боль, разрастающаяся эти дни, как плющ, достигла своей наибольшей силы, обвила сердце, легкие, рёбра и сжала. Одновременно.
Лев, превозмогая эти ощущения, негромко произнёс:
- Слава, это же нечестно.
- Что именно?
- Четырнадцать лет вместе и только один дурацкий удар
- Где один, там и второй.
- Неправда! Разве за все эти годы я хоть раз поднимал на тебя руку? Или пытался физически навредить? Почему ты сейчас всё перечеркиваешь? За что называешь насильником?
- Потому что на протяжении четырнадцати лет с нами не случалось ничего подобного, напомнил Слава. Нам сейчас тяжело. И тебе, и мне, и детям, потому что эмиграция это стресс. Мы в одной лодке, но эта лодка как посреди шторма в океане. И в момент, когда нам нужно друг за друга держаться, ты вот что ты делаешь. Начинаешь выталкивать из лодки других. Ты спокоен, только когда твоя жизнь предсказуема и понятна, а при первых же сложностях срываешься. И тогда, в Америке, с тобой произошло то же самое.
- Ты не знаешь, что произошло в Америке, перебил Лев.
- Могу догадаться, настаивал Слава. Поехал в страну, в которую не хотел ехать, переложил ответственность за своё решение на другого, даже не попытавшись адаптироваться, а когда Яков захотел прекратить, ты сделал то, что сделал. И я догадываюсь, что будет дальше.
- Вау, - выдохнул Лев, выслушав эту, как он считал, совершенно несправедливую тираду. Удиви?
- Ты начнёшь пить.
Лев искусственно рассмеялся: это была такая глупость, что не сразу нашлись слова для её опровержения.
- Напомни, когда я уходил в запой последний раз? не дожидаясь ответа, он с иронией заключил: Вряд ли у тебя получится вспомнить: при тебе такого не случалось.
- С нами тоже не случалось того, что происходит
теперь, ответил Слава. Но с тобой случалось. И ты начинаешь повторяться.
- А когда умерла твоя сестра, ты был в затяжной депрессии и чуть не убил нашего сына таблетками это разве не была лодка посреди шторма?
Лев понимал, что это запрещенный приём, но терять было нечего. Слава резко помрачнел.
- Ну, спасибо, что не начал меня бить и насиловать в тот раз, едко произнёс он. Спасибо, что сдержался.
Чувствуя, как отношения рассыпаются в крошки, Лев лихорадочно искал ту самую соломинку, способную спасти утопающего. Или не способную? Как там было в дурацкой пословице спасся он или только пытался?
Барахтаясь в отчаянии, как в чёрной воде, он неожиданно ощутил дно под ногами, найдя кое-что получше, чем соломинка: чтобы убедить Славу, нужно мыслить, как Слава. А Слава всегда думает о детях.
- Хорошо, - проговорил Лев. Давай разойдемся. Но мне нужен наш брак. Через три года, когда мы получим гражданство, я усыновлю детей, и после этого можем развестись.
Через три года Мики исполнится восемнадцать, но в Канаде разрешено усыновлять совершеннолетних Лев выяснял это, когда искал хоть какие-то плюсы в эмиграции.
Слава удивился:
- Ты планируешь оставаться в Канаде?
- Конечно, - ответил Лев, как само собой. Я хочу участвовать в жизни детей.
- И на что ты собираешься жить, когда мы разойдемся?
Льва царапнуло его «когда». В своих мыслях он использовал: «если».
- Проституция и грабёж, - мрачно пошутил он.
Слава не оценил шутку даже не улыбнулся. Лев ответил:
- Это мои проблемы. Я с этим разберусь.
Звучало, словно у него был план. Плана не было. Он находу выдумывал поводы не отменять свадьбу. Собирался ли он оставаться в Канаде? Говоря откровенно, он даже не собирался уходить из этого дома, он просто пытался выиграть время. Ему нужны были эти две недели до свадьбы, в течение которых он убедит Славу, что не так уж и плох: он хороший, заботливый, любящий муж, не насильник и не алкоголик. Разве что-то из этого неправда?