Эбби всего двадцать три, но она ужасно суровая, порой даже брутальная, и, еще раз повторю, это не в меня и не в Джима. Мы с ним мягкие, как попки младенцев. Это нас роднит. Вся семья боится Эбби. И даже Рози, старшая сестра, двадцати пяти лет отроду, предпочитает делать, как Эбби скажет, чтобы облегчить себе жизнь. Рози в этом смысле похожа на Джима.
Эбби скоро выйдет замуж, но меня на церемонии не ждут. Она ясно дала это понять. Мне жаль ее будущего мужа. Гейл говорит, он милый, а моя дочь крайне требовательна, и я не уверена, что он справится. Они оба амбициозны, так что я надеюсь, у них все получится. Ради ее же блага. Эбби еще никто никогда не отвергал. И мне кажется, нечто подобное ее убьет.
На другой стороне улицы в закусочной зажегся свет. В этом заведении я провожу пятницу, субботу и понедельник, по ночам вырезая глазки из картофелин, а потом работая за стойкой. Мне бы испытать вину за то, что я должна была сегодня открыть заведение, но, как обычно, я вообще ничего не чувствую. Никаких подобающих случаю эмоций. Джордж чистит картошку автоматической машинкой, но он не любит, когда в ней остаются глазки. Бедняга, он тоже вдовец и понимает мое положение, но я не знаю, как долго он еще будет терпеть мои прогулы. Интересно, что он скажет, когда поймет, что сегодня я не приду. Опять. Попозже он позвонит, потом постучится в дверь, чтобы узнать, все ли в порядке, но на самом деле в душе он будет сетовать, что его клиенты вынуждены есть жареную картошку с глазками.
До сих пор я притворялась, что все-таки выйду сегодня на работу, как обычно, и забуду про ноутбук, про сайт, про Маркуса, но все это время знала, что сама себя обманываю.
Вместо того чтобы после встречи группы поддержки пойти домой, я отправилась к начальной школе, где работает учителем Рози, постояла под дождем напротив здания, в надежде хоть мельком на нее взглянуть во время обеденного перерыва или на детской площадке, но ее либо сегодня не было, либо она не выходила из-за дождя.
После этого я посидела на ограде напротив Отдела по выплате пособий или как его теперь называют? Не знаю. Тут мне повезло больше. Младшая дочь прошла мимо. Она маршировала (Эбби никогда не ходит) по красивой, закатанной в брусчатку, которой так славится Стамфорд, улице прямиком к модному турецкому ресторану, говорила по телефону и то и дело выглядывала из-под сине-красного зонта. Она останавливалась, чтобы переждать катящиеся по лужам автомобили и не забрызгаться, а я смотрела на ее идеально выпрямленные волосы цвета платиновый блонд, которые она раздраженно откидывала назад всякий раз, когда на них попадали дождевые капли.
Я на нее смотрела, а она меня не видела. А кто вообще видит вдов? Мы же невидимые. Смерть проворачивает такой фокус. Никто не хочет знаться с человеком, чья неудача может перескочить на собеседника. И еще люди ненавидят, когда им напоминают об их собственной смертности.
По счастью, сегодня, совершив привычный маршрут по дорогим сердцу местам, я не встретила никого из старых знакомых, даже когда сидела на скамейке с памятной надписью «Дорогой Айви, что так любила сидеть здесь и смотреть, как мир проносится мимо» на заливном лугу у пруда, к которому приходила каждый день, чтобы покормить уток и лебедей, если те мне позволят. Я приношу им черствый хлеб, хотя ненавижу гнусавых представительниц среднего класса, которые делают мне замечания.
Однажды я ответила такой доброхотке, что «утки на хлеб еще не жаловались», и та отшатнулась, точно как сделала бы Эбби, погрозив мне тем, что добром такие трапезы не кончатся. И после этого я каждый день высматриваю дамочку, но она не появляется. Значит, она просто прикинулась яростным борцом за здоровье уток, а на деле Печально.
Несколько недель назад неужели так давно? я приметила Сейди и Рейчел
в парке. Они толкали перед собой коляски с внуками, одетые, как сладкие мамочки, в кожаные ботинки, рокерские куртки и дизайнерские шарфы, несмотря на то что давно вышли из подобающего прикиду возраста. У меня с ними никогда не было много общего, ведь они обе окончили старшую школу и работали в офисе. И все же мы с Гейл проводили с ними некоторое время, парами я и Джим, Гейл и Адам, Сейди и Чарльз, Рейчел и Джон. Но, когда Адам бросил Гейл ради другой женщины, а я ушла от Джима, наша компания распалась, и ничто уже не вернулось на круги своя.
Я знаю, что в тот день они меня видели, и я заметила ужас в их глазах, они прямо прижались друг к другу, чуть не соприкасаясь рукавами, углядев пожилую женщину с немытыми, не выпрямленными плойкой волосами, в помятых бесформенных джинсах, поношенных кроссовках, воняющую салом после смены в закусочной, кормящую птиц. Но они меня не узнали. За что им большое спасибо. Что бы я им сказала? «О, привет, дамы, разве вы не рады меня видеть? Ведь оказывается, вы были правы, а я была не права. Вам ведь доставляет удовольствие причинять боль другим, разве нет?»
Горечь, она ведь как желчь. Подкатывает к горлу, и тебя тошнит, и от себя, и от всех вокруг. Так что я спрятала голову в ладони и позволила им пройти мимо, позволила не делить со мной чувство вины, потому что по сути они ничего плохого не сделали. В отличие от меня.