Естественно, заверил майор, что вам будут оплачивать с того дня, когда начнётся подготовка.
Естественно, великодушно согласился Дортмундер.
Все встали. Майор обратился к Гринвуду:
Могу я принести вам свои поздравления по поводу вашего освобождения?
Спасибо, ответил Гринвуд. Вы случайно не знаете подходящей квартиры? Две комнаты с кухней по скромной цене и в хорошем районе?
К сожалению, нет, ответил майор.
Если случайно услышите о чем-нибудь подходящем, настаивал Гринвуд, дайте мне знать.
Обязательно, заверил его майор.
Марч, явно пьяный, сжимая в руке почти пустую бутылку абрикосового ликёра, сошёл с тротуара на дорогу перед полицейской машиной, маша рукой и крича:
Такси!
Полицейская машина вынуждена была остановиться, чтобы не раздавить его. Марч уцепился за дверцу и громогласно заявил:
Я хочу вернуться к себе. Бруклин. Отвези меня в Бруклин. Паренёк, поторопись.
Полицейский, не сидевший за рулём, вышел из машины.
Подойди-ка поближе, велел он.
Марч приблизился, шатаясь. Подмигнув полицейскому, он сделал щедрый жест.
Не думай о счётчике, дружок. Мы с тобой в два счёта договоримся. Дураки полицейские ничего не узнают.
Ах, так? возмутился полицейский.
Что вообще эти кретины знают! Ничего они не знают, продолжал Марч.
Кроме шуток? Полицейский открыл заднюю дверцу. Садись же, приятель, поторопил он.
Отлично, обрадовался Марч, влезая в полицейскую машину.
Он развалился на сиденьи и почти сразу же заснул.
Полицейские не отвезли Марча в Бруклин. Они отвезли его в комиссариат, где без телячьих нежностей разбудили, согнав с заднего сиденья полицейской машины, заставили подняться по ступенькам и передали другим полицейским внутри здания.
Пускай проспится в курятнике, заявил один из стражей порядка.
Произошёл короткий церемониал представления, потом новые провожатые потащили Марча вдоль длинного зелёного коридора и втолкнули его в «курятник» большую металлическую комнату, полную решёток и пьяниц.
Это несправедливо. бормотал Марч как бы самому себе, потом вдруг завопил: Эй! Послушайте, чёрт возьми! Шайка негодяев!
Остальные пьяницы, которые, как и положено, во сне избавлялись от алкоголя, проснулись от воплей Марча очень сердитыми.
Заткнись! заворчал один из них.
Пошёл ты, возразил Марч и дал ему в зубы.
Секундой позже в вытрезвителе разгорелось настоящее сражение.
Редкие удары достигали цели, но зато все размахивали кулаками.
Дверь открылась, и появились полицейские.
Довольно, прекратить!
Дерущиеся расступились и объяснили стражам, что в беспорядке виновен Марч.
Я не останусь здесь с этой пьянью! заявил Марч.
Это уж точно, браток, ответил один из полицейских.
Марча вывели из «курятника», не особенно при этом церемонясь, и заставили подняться три пролёта на четвёртый, последний этаж комиссариата, где находились камеры. Марч надеялся, что его поместят во вторую справа, что сразу же решило бы все проблемы. К несчастью, в этой камере кто-то уже сидел, и Марч очутился в четвёртой слева ему пинком придали ускорение и заперли следом дверь.
Из коридора в камеру просачивался свет. Марч сел на покрытую одеялом металлическую койку и расстегнул рубашку. Под ней, приклеенные липкой лентой, находились несколько листков бумаги и шариковая авторучка. С болезненной гримасой он оторвал их от груди и на свежую память набросал несколько планов и схем. Потом приклеил всё обратно, растянулся на койке и заснул.
Утром его крепко обругали, но так как досье Марча было девственно чистым, а он, смирный и смущённый, глубоко раскаивался в своём поведении, его не стали задерживать.
Выйдя из комиссариата, Марч бросил взгляд на другую сторону улицы и увидел почти новенький «крайслер» с номером «МД». За рулём сидел Келп и фотографировал фасад комиссариата.
Чефуик на заднем сиденьи считал входящих и выходящих людей и количество машин, подъезжающих к зданию.
Марч влез в «крайслер» и сел рядом с Келпом.
Салют, сказал Келп.
Привет, ответил Марч. Старина, никогда не напивайся. Полицейские ужас как
этого заказа может задержаться. Недели три, а то и больше.
Это ничего, успокоил его Келп. Изумруд подождёт. Главное, чтобы мы каждую неделю получали деньги.
Я всё сделаю как можно скорей, заверил Айко.
Келп указал рукой на стол.
Не возражаете?
Валяйте, ответил Айко. Он смотрел, как Келп загоняет последние шары. Пожалуй, мне стоит поучиться. Брать уроки.
Какие уроки! пренебрежительно сказал Келп. Хватайте кий и вперёд! Всё придёт само. Хотите покажу?
Майор взглянул на часы, явно раздираемый противоречивыми желаниями.
Ну, наконец молвил он, буквально несколько минут.
Дортмундер занимался сортировкой купюр на столе. Небольшая стопка банкнот в один доллар, мятых и грязных. Поменьше и менее мятая по пять долларов. И совсем маленькая по десять. Был вечер, длинный августовский день подходил к концу и, если судить по распущенному галстуку Дортмундера, его несвежей рубашке и пыльным волосам, он провёл день не в своей кондиционированной квартире.
Раздался звонок.
Дортмундер устало поднялся, подошёл к двери и посмотрел в глазок. В отверстие, словно на портрете, была видна жизнерадостная физиономия Келпа. Дортмундер открыл дверь. Келп вошёл и спросил: