Я закатила глаза, но решения своего не изменила.
Налево или направо? Случайным образом выбрав направление, я подошла к самому краю платформы высотой футов шесть. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на меня никто не смотрит, я с лёгкостью спрыгнула с платформы и пошла налево, примерно на северо-запад. Глаза постепенно привыкали к темноте. Крысы разбегались с возмущённым писком, как и тараканы, повсюду валялся мусор, из трещин в крыше и стенах шла вонь и капала мутная вода.
Всё это меня не удивляло, но чего я не ожидала так это встретить роющегося в мусоре оборванца. Он сливался с окружающим мраком, и я заметила его в самый последний момент, не успев заготовить приветствие ни словесное, ни денежное, поскольку он развернулся ко мне в то же мгновение, пылая гневом:
А вы чехо тут делаете?!
Вполне законный вопрос достойные леди в чистой, накрахмаленной одежде обычно не разгуливали по железнодорожным путям. Для низших слоёв одежда не менее важна, чем для высших.
Вам тут не место! Я его забил, понятно?!
Да понятно: он был помоечником, самым ничтожным звеном «достойной бедноты». Они копались в канализации среди пахучих подземных существ, гнилой рыбы, мусора, требухи, отходов и всякой слизи ради «находок» вроде древесины, металла, монет или вот удача! трупа, у которого можно забрать одежду и кошелёк. Потому что убийцы тоже разбирались в лабиринте подземных ходов.
И не возвращайтесь! крикнул помоечник мне вслед, когда я уже уходила, да так яростно, будто сам подумывал меня прикончить.
Сомневаясь, что он прячет за грязной спиной бедную леди Бланшфлёр, я послушно забралась обратно на платформу станции «Бейкер-стрит». А там, переведя дыхание, предалась размышлениям о том, чтобы пойти в другую сторону, на юго-восток, ведь удача улыбается смелым, трусостью леди не завоевать и так далее но здравый смысл возобладал. То, что нужно было узнать, я узнала судя по тому помоечнику, люди выживали в тоннелях метро, избегнув колёс поезда. А теперь, чтобы самой исследовать этот лабиринт, мне следовало вернуться сюда в лохмотьях, с фонарём, длинной палкой и говором кокни. Сердце всё ещё тревожно колотилось после встречи с «троллем в тоннеле», и, забрав у смотрителя станции свой саквояж, я с готовностью выбежала наверх, радуясь свету и воздуху (хотя он был не намного чище, чем в метро) Дорсет-сквер, через которую проходила Бейкер-стрит.
По дороге тянулась неторопливая процессия из телег с пивом и хлебом, водовозов, повозок, ландо и двухместных карет. Мимо меня прокатил омнибус с вездесущей рекламой «молока от Нестле» на боку. По мощённой булыжником площади ходили разносчик рыбы с корзиной свежей сайды на голове, расклейщик объявлений с длинной кистью, ведром клея и рулоном рекламных листовок, вышедшие на прогулку леди, деловые господа в цилиндрах, хохочущие ребятишки (среди которых я заметила уже довольно высоких девчонок!) они раскачивались на верёвке, привязанной к фонарю, и продавец сладостей (точнее, мороженого), который выставил свои бидоны и складной стол посреди всего этого хаоса и кричал:
Холодное, сладкое, тает во ртах!
Всего за монетку, а вкусно аж страх!
Ха. Я и так уже натерпелась страху в тоннеле метро. Однако мне хотелось нет, я заслужила немного мороженого! И уже собралась подойти к лотку, когда прямо передо мной возникла старая цыганка ростом почти с меня.
Я недовольно поджала губы. В Лондоне все цыгане попрошайки, вымаливающие у прохожих пенни, в то время как у них самих на запястьях, в ушах и на шее, над красочными блузами с глубоким вырезом, звенит целое состояние в золоте золотые бусины, цепи, подвески, всё их земное богатство, неизменно оттеняющее грубую смуглую кожу. А на безвкусные наряды всегда нашиты жестяные кругляшки и медные амулеты, блестящие на солнце и побренькивающие при ходьбе, «волшебные» талисманы с изображениями птиц, змей, стрел, звёзд, солнц, полумесяцев, больших,
широко распахнутых глаз. Наверное, именно из-за «дурного глаза», суеверий о «проклятии цыган» никто не смел у них красть.
Эта цыганка была одета так же, как и другие, но вместо скулящей мольбы я услышала низкий, хрипловатый голос.
Дитя, сказала она, я вижу кинжал в твоей груди и ворона у тебя на плече.
Я застыла, словно громом поражённая, поскольку мой кинжал, как всегда, покоился в корсете, но откуда ей было это знать?! Потеряв дар речи, я уставилась на старуху с прямой, как стрела, спиной, острым, словно копьё, лицом, но впалыми щеками, с длинными и жёсткими седыми волосами, лежащими между лопаток будто хвост лошади из вересковой пустоши.
Лишь спустя несколько мгновений полного замешательства я осознала, что о кинжале она говорила метафорически, как и о вороне грозно, но образно. Ведь у меня на плече совершенно точно никто не сидел.
Она продолжила всё тем же тихим, низким голосом:
Ты в опасности, дитя моё, ты окутана тенями.
Да, но откуда ей об этом известно и почему она называет меня «дитя», когда я одета как взрослая женщина?!
На смену изумлению пришло раздражение.
Возможно, опасность исходит от вас? Что вам нужно?
Взглянуть на твою ладонь, дитя.