то же самое над ним. И когда они вполне освоились с этим искусством, он назначил наконец день открытия хаммама и известил царя.
В этот день Абу Сир велел истопить хаммам, согреть воду бассейнов, раскурить ладан и другие благовония и пустил фонтаны, вода в которых струилась так мелодично, что всякая другая музыка показалась бы неприятным шумом, а что касается большого фонтана в центральном водоеме, то он был несравненным чудом, которое должно было привести в восторг всех. И повсюду была чистота и свежесть, и все помещения хаммама могли поспорить с белизною лилий и жасминов.
Поэтому, когда царь с визирями и эмирами своими вошел в главный вход хаммама, глаза, и обоняние, и слух его были приятно поражены прелестным убранством, благоуханием и журчащей музыкой фонтанов. Восхищенный и изумленный, он спросил:
Что же это такое?
Абу Сир ответил:
Это хаммам. Но это только вход.
И ввел он царя в первую залу, потом на помост, где раздел его и обернул с головы до ног полотенцами, надел ему на ноги высокие деревянные башмаки, ввел во вторую залу, где подверг его обильному парению. Тогда вместе с юношами стал он растирать его волосяными перчатками и очистил поры тела его от всей накопившейся в них грязи, которая выходила длинными волокнами; и показывал он их царю, который чрезвычайно удивился. Потом вымыл он его, густо намылив мылом, окатил водой и ввел в мраморный бассейн, наполненный водой, надушенной розовой эссенцией. Здесь он оставил его побыть некоторое время, потом вывел, чтобы обмыть ему голову розовой водой и драгоценными эссенциями. Затем выкрасил ему ногти на пальцах рук и ног, и стали они цвета небесной зари. И во время всех этих действий алоэ и нард курились вокруг них и проникали в них своими сладостными ароматами.
Когда все это было закончено, царь почувствовал себя легким, как птичка, и стал дышать всеми веерами своего сердца; тело его стало таким гладким и упругим, что, если притронуться к нему рукою, оно издавало гармонический звук. Но каково же было его наслаждение, когда юноши стали растирать ему тело так нежно и ритмично, что ему казалось, что он превратился в лютню или гитару! И почувствовал он, что становится необычайно сильным, так что едва не зарычал по-львиному.
И воскликнул царь:
Клянусь Аллахом! Никогда в жизни не чувствовал я себя таким сильным! Так это хаммам, мастер-цирюльник?
Абу Сир ответил:
Он самый, о царь времен!
Царь сказал:
Клянусь головой! Город мой стал городом лишь с тех пор, как был построен этот хаммам!
И когда, обсохнув под пропитанными мускусом полотенцами, царь снова взошел на помост, чтобы напиться ледяного шербета, он спросил Абу Сира
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что уж бизок рассвет, и скромно умолкла.
А когда наступила
А когда царь снова взошел на помост, чтобы напиться ледяного шербета, он спросил Абу Сира:
Во сколько же ценишь ты такой хаммам и какую цену думаешь за него взять?
Он ответил:
Ту цену, которую назначит царь.
Тот сказал:
Я оцениваю такой хаммам в тысячу динаров, не меньше.
И велел он отсчитать тысячу динаров Абу Сиру и сказал ему:
С этого дня ты будешь брать по тысяче динаров с каждого человека, который придет в твой хаммам.
Но Абу Сир ответил:
Извини меня, о царь времен. Люди не равны: одни богаты, другие бедны. А потому, если бы я стал брать с каждого клиента по тысяче динаров, хаммам не мог бы существовать, и его пришлось бы закрыть, так как бедные не в состоянии платить за хаммам тысячу динаров.
Тогда царь спросил:
Как же ты думаешь устроить дело?
Абу Сир ответил:
Что касается платы, я предоставлю определять ее великодушию клиентов. Таким образом, каждый будет платить сообразно со своими средствами и щедростью сердца своего. И бедняк будет давать то, что может. А что касается этой тысячи динаров, то это подарок царя.
И эмиры, и визири, услышав эти слова, весьма одобрили Абу Сира и прибавили:
Он говорит правду, о царь времен, и это совершенная справедливость. Ты же, о возлюбленный царь наш, думаешь, что все люди могут поступать так же, как ты.
Царь сказал:
Может быть, и так. Во всяком случае, человек этот чужеземец, он очень беден, и мы тем более обязаны быть щедрыми и великодушными по отношению к нему, потому что он дал нашему городу этот хаммам, подобного которому мы никогда не видели и благодаря которому наш город приобрел несравненное значение и блеск. Но если вы говорите, что не можете платить за хаммам по тысяче динаров, разрешаю вам платить
на этот раз только по сто динаров и дать ему, сверх того, молодого белого невольника, негра и девственницу. А на будущее, так как он сам так рассудил, каждый из вас будет платить ему, сообразуясь со своими средствами и великодушием.
Они ответили:
Конечно, мы согласны!
И, выкупавшись в хаммаме в тот день, они заплатили Абу Сиру по сто динаров золотом, и, сверх того, каждый подарил ему молодого белого невольника, негра и девственницу. Всех же эмиров и вельмож, выкупавшихся после царя, было сорок человек, а следовательно, Абу Сир получил четыре тысячи динаров, сорок белых юношей, сорок негров и сорок девственниц, а от царя десять тысяч динаров, десять белых юношей, десять молодых негров и десять девственниц, прекрасных, как луны.