На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается утро, и с присущей ей скромностью замолчала.
А когда наступила
Когда Сетт Зобейда пришла в себя, она воскликнула: Увы, о Сахарный Тростник, ты не могла пережить супруга, и ты умерла от горя!
Но халиф, понимавший дело иначе и, со своей стороны, оплакивавший смерть друга своего Абул Гассана, повернулся к Сетт Зобейде и сказал:
Нет, клянусь Аллахом! Не Сахарный Тростник умерла от огорчения, а бедный Абул Гассан не мог пережить супруги своей! Это несомненно! И прибавил он: Да! Но ты плачешь и падаешь в обморок и потому считаешь себя правой!
Сетт Зобейда же ответила:
А ты почитаешь себя правым в споре со мной, потому что этот проклятый раб солгал тебе! И она прибавила: Да! Но где же слуги Абул Гассана? Пусть скорее приведут их ко мне! Они сумеют ответить, кто из супругов умер первым и который умер от горя, так как ведь они же одевали своих господ в погребальные одежды!
Халиф ответил:
Ты права, о дочь моего дяди! Я же, клянусь Аллахом, обещаю десять тысяч золотых динаров тому, кто принесет мне это известие!
Но не успел халиф произнести эти слова, как из-под савана, лежавшего с правой стороны тела, раздался голос, говоривший:
Пусть отсчитают мне десять тысяч динаров. Объявляю господину нашему халифу, что я, Абул Гассан, умер вторым от горя, разумеется!
Как только раздался этот голос, Сетт Зобейда и все женщины, объятые ужасом, громко вскрикнули, бросаясь к дверям, между тем как, напротив, халиф, сейчас же угадавший, какую шутку сыграл с ним Абул Гассан, разразился таким хохотом, что опрокинулся навзничь посредине залы и воскликнул:
Клянусь Аллахом, йа Абул Гассан, теперь уж мне придется умереть от смеха!
Потом, когда халиф перестал смеяться, а Сетт Зобейда успокоилась, Абул Гассан и Сахарный Тростник вышли из своих саванов и среди всеобщей веселости решились рассказать о причине, заставившей их сыграть такую шутку. Абул Гассан бросился затем к ногам халифа, а Сахарный Тростник обняла колени госпожи своей, и оба с опечаленными лицами попросили прощения. И Абул Гассан прибавил:
Пока я был холостым, о эмир правоверных, я ни во что не ставил деньги! Но эта Сахарный Тростник, которой я обязан твоему великодушию, обладает таким аппетитом, что так и поглощает мешки со всем их содержимым, и, клянусь Аллахом, она способна проглотить всю казну халифа, и с самим казначеем!
Халиф и Сетт Зобейда снова расхохотались. И даровали им обоим прощение и, сверх того, тут же велели выдать им десять тысяч динаров, выигранных ответом Абул Гассана, и еще другие десять тысяч по случаю избавления их от смерти.
После этого халиф, узнав вследствие этого маленького надувательства о тратах и нуждах Абул Гассана, уже не захотел, чтобы он терпел от неправильной выдачи ему жалованья. И приказал халиф казначею ежемесячно выдавать ему содержание, равное тому, которое получал великий визирь. И более, нежели когда-либо, пожелал халиф, чтобы Абул Гассан оставался его другом и сотрапезником.
И жили они все счастливейшей жизнью до той поры, когда явилась разлучница друзей, разрушительница дворцов и строительница гробниц, неумолимая и неизбежная смерть.
И, закончив в эту ночь свой рассказ, Шахерезада сказала царю Шахрияру:
Вот все, о царь,
И подошел он ко второй арке и прочитал на ней следующую надпись золотыми буквами:
И без сомнения, столькими прелестями своими она могла бы воспламенить любовью самые холодные и самые зачерствевшие сердца.
Прекрасный Анис приблизился к девушке, поклонился ей до земли, приложил руку к сердцу, к губам и ко лбу и сказал ей:
Привет тебе, о царица чистых!
Но она ответила ему:
Как смел ты, дерзкий, войти в запретное и не принадлежащее тебе место?!
Он же ответил:
О госпожа моя, виноват не я, а ты и этот сад. В полуоткрытую дверь увидел я этот сад с его цветниками, жасминами, миртами и фиалками и увидел, как весь сад со своими цветами преклонялся перед дивным светилом, сиявшим на том самом месте, где находишься ты. И душа моя не в силах была противостоять желанию, побуждавшему ее прийти и преклониться пред тобою вместе с птицами и цветами.
Тогда девушка засмеялась и сказала ему:
Как зовут тебя?
Он отвечал:
Раб твой Анис, о госпожа моя!
Она же сказала:
Ты чрезвычайно нравишься мне, йа Анис! Сядь возле меня! И таким образом посадила она его возле себя и сказала ему: Йа Анис, мне хочется немного развлечься! Не умеешь ли ты играть в шахматы?
Он отвечал:
Да, конечно, умею!
И подала она знак одной из девушек, которая тотчас же принесла им шахматную доску из черного дерева и слоновой кости с золотыми уголками, на которой стояли красные и белые фигуры; красные были выточены из рубина, а белые из горного хрусталя.