«Братие. Егда познаша чудо, чудес свет, не захочешь познанию мирской прелести, земного греховского бытья.
Истинно говорю вам, всем мирянам, братиям нашим: бдите в духе, пребывайте в посте, в молитве богу вашему. Соприкосайтесь познанию мудрости, духовной, слаще пчелия мёда, слаще пшена сарацинского4, млека и вина. И слаще прелести бесовских жон, иже блазня ныне и присно и во веки. Аминь.
Братие. Внимайте записи сей, летописи скромной, иже5 рукой летописца товременного, раба божия, вписано в летопись лет. Летопись и сказание сие о сих, иже предста предвнутреннея очи многих и многих рабов божиих, поелику всевидевшими были все, весь град божий и древний, Тяпкатань. Во имя господне благое и присвятое, духом божьим опаримое, передаю вам сие в назидание и сведение.
Благослови, господи, начать сказ сей:
Был год от Хе-ре6 тысяча восемьсот девятидесятый, когда бедствия пришли испытанем на град и сёла и веси7, когда год поверг всё и всех в трепет и скрежет зубовный, трус и мор пошли рядушком, и с нищетой и смертью соединялись паки и паки8. Была бо́лесть тяжкая, рекомая: холера и как зараза внедрялась судьбами неисповедимо в людях, их умерщвляя. Был плач и морок и тоска и мор лютый. Но когда пришла неделя сыроедна, рекомая: масленице взыграша сердце усталое, обчее, града, и в остатний раз отдался он греху: объедения, опивания и гульбе с жонками и девками легкоживными, нетяжкого поведения.
И, отдаваясь гульбе, пианству и обжиранию, не забыли разнествования сословного и имущественного паки и паки.
Разно пили, разно пожирашо и баловали плотию, в оправе и драгоценной и дрянной, учиняща разно, но дружно.
И под прощёное воскресение объелись блинов все разно, но дружно и при этом деянии были совместно пьаны до бесов и зелени я́довой. И нашед сон на них, на людей и животных и даж на древо лесные и садовые и на растения и на злаки под земью и поелику, дух шёл велий9 спиртной, опьянели даж и бездушные вещи. И оуспению предался весь град по полдни, тяжко спя со пригороды и слободы своя, со чады и домочадцы и тамо такожде: фауна, флора и неорганическии веществы: камение, почва. И видеста сон велий и страшный, где сочета дни старого и дни наши и людие всех времён и стран были вместях и дея многая. Сие записано от слов многих, видевших сон и обратившихся ко мне за пояснением и толкованием, мя скромново летописца сим смутища тем немало.
С о н
«И напал на нас всех сон, на всех горожан и слобожан бывших с нами, крепкой, черной, и пал на веки и голову, унутрь.
И увидели мы тако: вста выгон-луг, под вечер, на закате, обагренный красным и вооста на ём народ-смесь всех лет и годин, давних и сечашних. И восста основатель по поверию града нашего, разбойничек Тяпка Иаков и ходил как живой во всём обличьи и созывал всех из домов и гробов на гулянку. И был словно мо́рок ярмарька, издревня славныи зде Троицкие дни, когда всё в зелень и берёзки убиралось и цветило, рядясь на праздник.
И вспошёл народ мёртвый, что живой и живой въявь, вправду, и собра, все сбились по кучкам: оспода, бояри, власти перьвые и одуховеньство в одноей, в другоей купцы, хорожане, торговцы и духовенство вторыя сорта, начальство поплоше и ентилигеннцыи чины; дальше рабы-холопы, слуги, служки, слобожане всех сортов и мужички; в четвёртоей бабы и женьчины всех лет и стран Рассеи и сочады их. В пятой ж особ статья, особы котигория и особ сужет о том буде сказ.
И зачался ярморо́к: пошли карусели, хороводы, поплыли рели, вверх-вниз; забегали офени с сладкоежием, заносили сбитень, мёд и пиво. Задули в волынки, вдарили в бубен, засвистели и заклококотали певчие жалейки. И все стояли, по кучам говоря меж себя и смотрели зело10 друг в друга и обратно, во всех проходящих, на весь Тяпкатань.
И встал среди них и в близь ко всем сам Тяпко, Яков. И взговорил слова́ смешные, лестные, грозные, издёвку-надсмешку, узывныи всем разно. Ходил, ходил, ходил говорил:
Говорил, говорил, говорил и пел. И бысть обчее молчание там и благодать внимания.
И
собрались тут так: восстал никто, как сам старый воевода Тяпкотаньский Хорь-Абралов князь. И владыко, архиерей первый, первый год монастыря, высокопреосвященный высокий статный Шемон и Иегумен Поволакий и со диаконы и инодиаконы всеми. Миколай Васильч Шишка, купец, ссыпщик во все страны11. Эншаков бакалейщик. Эхиумнов, землевладелец и хлебник-мучник. Охгарков, кожевенник. И ещё: городничий Бер-Александр и капитан-исправник Взламанцев12. И ещё болярин Тучка, Иоанн Аникитович, от коего Тучковы господа именитые и славные проистекли.
И ещё: господин Коломболомцев известный чудесник местный наш Брюс звездочёт.
И грахв Худый, Друпетчинской вотчины13, Цулков Георгий Волександрыч, Одиенцовский и Земчузников14 переводители болярства в куче первой. И ещё, во вторые: граждане-Стюржины братья, трое, один знаменитость на весь уезд захарин-лекарь, при всех окончательных смертных случаях зовомый; и ещё Злозлесский, чех, дирехтор емназии муской15, и енспиктриса Взбучкова, Эльза Адольфьевна и ещё Чудилины, Василиск и Павел, трактирщики складчики на весь уезд и воинской Державин16, и аптекарь Слабоздинский и второй Кицнер17, злотоочковый хахаль и погубитель женские души, и тела женския и девичья зде попровизор. И нотариус Ипатеков и нотариус старшой Болеволенский и францюз-танцетмейстер Аети, Француаз Жаныч. И ещё Градской голова Заборозов Ефимлазрыч18, и со члены управы Фитико́вым и Цюцинько́вым, кожевником и мыльником богатыми. И ещё-ещё, вдобавь дикой барин Еманнуил Лампобронзово, бесштанов, но в котелке песочном.