Повисла пауза. Завьялов продолжал сверлить взглядом на Ивана Павловича, злобно, даже с ненавистью. Еще бы выскочка первый день тут, а уже свои порядки наводит.
Штабс-капитан Глушаков тоже взирал на доктора, но с любопытством и немой усмешкой в единственном своем глазу.
Трофим Васильевич начал Завьялов.
Глушаков кашлянул.
Иван Палыч прав, произнес он. Санитар Костя Бердников проявил себя не раз мужественно, помогал и смело шел под пули.
Помочь надо попытаться. Я вот с одним глазом маюсь, порой в косяки дверные не вписывают, а с одной ногой и того хуже, думаю, будет.
Он глянул на Ивана Павловича. Совсем тихо спросил:
Ну что, риск большой, про который говорит Степан Григорьевич? Не погубим человека?
Это была проверка. Причем очень жестокая. И Иван Павлович это понимал. Но все же ответил:
Риск есть всегда. Но шансов на излечение больше.
Ну вот и хорошо, выдохнул Глушаков. Ты его и лечи. Сам тогда за него отвечать и будешь.
Да, такого поворота и следовало ожидать. Простая формальность, но если что трясти уже будут не Глушакова, а его, Петрова, простого хирурга, который сказал, что шансов на излечение больше.
Завьялов хищно улыбнулся.
И впредь, голос штабс-капитана зазвенел сталью. Споры не устраивать. А то устроили тут, чёрт возьми что! Лечите, а не языками чешите! Петров, если шанс есть оставляйте ногу. Отрезать всегда успеете. Завьялов, вы хирург или мясник? Работайте!
Завьялов стиснул челюсти, но кивнул, скрывая раздражение.
Как скажете, Трофим Васильевич. Но я предупреждал, и повернувшись к Ивану Павловичу, холодно бросил: Начинаем.
В вагоне слышался лязг инструментов готовились к операции. Металлический лоток шипел на спиртовке. Из-под брезента торчали склянки с формалином, флаконы с раствором сулемы и кропотливо прокипячённые бинты. Принесли две керасинокалильные лампы марки «Марсъ» осветить стол.
Иван Павлович, разрешите я буду вам ассистировать и помогать? прошептал кто-то.
Доктор оглянулся.
Евгения
У меня есть опыт, улыбнулась медсестра. Мне бы практика нужна
Ну хорошо.
Начнем, подчеркнуто холодно бросил Завьялов, надевая перчатки.
Сам раненый санитар лежал на деревянных носилках, покрытый простыней. Правая нога перебинтована наскоро, в нижней трети бедра кровь всё ещё просачивалась, несмотря на повязку. Иван Палыч нахмурился. Пуля, судя по всему, прошла навылет, но кость возможно, задетая. Главное, чтобы артерии и вены не были целы, потому что зашить их в таких условиях будет проблематично.
Приступили. Дали наркоз, срезали бинты, открывая рану.
Ивану Палычу приходилось работать с такими случаями. За долгую карьеру хирурга не раз привозили пострелянных бандитов. Огнестрелы это средней сложности операция. Правда многое зависит о того, куда именно попал свинец.
Тут же
Пуля грязная. Так у них в больнице говорили когда в рану попадало всякое с места происшествия от дорожной пыли до одежды. Вероятность инфекции почти наверняка. Начнётся гнойное расплавление, и ампутация. На радость Завьялову, будь он неладен Но если промыть, если сразу, тщательно
Необходимо обработать перекисью и спиртом, сказал Иван Павлович, не отрывая глаз от раны.
Я бы добавил еще и сулему, заметил Завьялов.
Сулему? нахмурился Иван Павлович. То есть хлорид ртути?
Ее самую.
Нельзя! Это яд!
Да он еще учить меня будет! хмыкнул Завьялов, подбоченившись.
Степан Григорьевич, поймите, ртуть это яд. Ее нельзя
Все правильно. Яд, который отравит заразу.
Иван Палыч тяжело вздохнул, не понимая, как еще донести до этого упертого барана простую истину.
Степан Григорьевич, сулема закончилась, совсем тихо пискнула Женя.
Как кончилась?
На складе нет.
Ваше счастье, Иван Палыч, бросил тот. Без сулемы обойдемся.
Доктор глянул на медсестру, и та заговорщически подмигнула. Вот ведь лиса! Соврала! Чтобы не травить ртутью пациента соврала!
Иван Палыч едва заметно улыбнулся и кивнул.
Проведем ревизию, продолжил он. Посмотрим, что с надкостницей.
Санитар захрипел, пытаясь подняться. Ему тут же подложили под голову свернутый бушлат, дали вдохнуть спирта с ваты, после чего ввели начальную дозу эфира и он вскоре затих, дыхание замедлилось.
Иван Палыч вложил в рану анатомический пинцет.
Есть занесённая грязь. Металл тоже в мышцах. Нужно выскрести.
Он работал быстро, но точно, промывая рану горячим раствором с формалином, удаляя обрывки ткани. Потом ревизия надкостницы: славу богу не раздроблена. Повезло. Сама кость чистая! Нет даже царапинки! Везунчик. Значит есть шанс. Причем большой.
«А если бы послушали Завьялова» хмуро подумал он, понимая, что Бердников мог лишиться ноги
за просто так.
Ставим резиновый дренаж, забинтовываем с мазью антисептической, скомандовал Иван Павлович. Каждый час менять. Температуру мерить каждые два часа.
Поняла, послушно кивнула Евгения. И добавила: Вы хорошо справились.
Рано делать выводы, протянул Завьялов. Ещё три дня, и тогда будет ясно. Может и флегмона развиться.
Иван Павлович не стал ему что-то отвечать.
Надеюсь, вы знаете, что это такое флегмона? с издевкой спросил Завьялов, желая хоть как-то ужалить коллегу.
Конечно, сухо ответил Иван Павлович. Острое гнойное воспаление, охватывающее глубокие слои мягких тканей, включая подкожную клетчатку, фасции и мышцы. Поэтому и дал поручения медсестре по обработке и мониторингу.