Степан Григорьич, ваше беспокойство напрасно, сухо ответил доктор. Роды пока не начались, наблюдаем. Работы хватает, как и у вас.
Завьялов фыркнул, затянувшись.
Работы, говоришь хватает? А ты сам ее находишь, причём дополнительную. Он бросил окурок на пол, растирая его каблуком. Мы беременных вообще-то не берем на поезд, или забыл? Только раненных и военных. По уставу санитарного поезда гражданских, да ещё беременных, брать запрещено. Военный состав, не богадельня. А ты её в лазарет определили, как герой.
Иван Палыч нахмурился. Усталость мешала спорить, но слова Завьялова задели.
Степан Григорьич, не бросать же её было. Станция разбомблена, врачей нет, роды вот-вот. Оставь её там и она, и ребёнок погибли бы. Устав уставом, а совесть где?
Завьялов фыркнул, затянувшись.
Совесть, говоришь? А если она рожать начнёт, а мы под обстрел в это время попадем? Или карантин ужесточат из-за неё? Ты подумал, Петров? Или ты за славой бегаешь?
Иван Палыч, сжал кулаки.
Я не за славой гонюсь. Если устав важнее жизни, то какие мы к черту врачи?
Завьялов скривил губы, но ничего не сказал. Швырнул окурок под ноги, развернулся на каблуках и ушел.
«Чует сердце еще доставит проблем», понял Иван Павлович, провожая коллегу взглядом.
Иван Палыч, стоя у окна в жилом вагоне, смотрел в темноту. Смену сдал и уже давно пора было спать. Но не спалось. Думалось о разном, но все больше о Зарном. Как там все? Как Аглая? Справляется ли с больницей? Как Гробовский? Как отец Николай? И конечно же как там Анна Львовна?
В вагонах было холодно, несмотря на топившиеся печи; пар от дыхания оседал на стёклах. За окном степь казалась бесконечной ни огонька, ни деревца, только белый хаос снега, кружащего в свете паровозного фонаря.
Вьюга усиливалась. Ветер бил в борта вагона, словно пытаясь сорвать его с рельсов.
Внезапно поезд замедлил ход, лязг сцепок стал тяжелее, и паровоз издал протяжный гудок. Иван Палыч, придерживаясь за поручень, нахмурился остановка в такой глуши? Зачем?
Не спалось. Поэтому решил узнать в чем дело у коменданта он наверняка сейчас тоже еще не спит.
В штабном вагоне, за откидным столом, заваленным бумагами, сидел Александр Иванович,
хмурый, с покрасневшим от холода лицом. На столе дымиться кружка с чаем. Рядом Трофим Васильевич Глушаков, поправляя повязку на глазу, листал рапорт.
Александр Иваныч, что стряслось? Почему стоим? спросил Иван Палыч, входя.
Сидоренко, подняв взгляд, буркнул:
Снежный занос, чёрт его дери. Рельсы завалило, паровоз не тянет. Пришлось тормозить. Он сплюнул в сторону, явно злясь.
Так надо почистить, предложил доктор. Выгоним мужчин, кто может стоять, лопаты найдём. Расчистим и поедем.
Сидоренко скривился, отмахнувшись.
Не снег там, Иван Палыч, лёд. Ходил только что, смотрел. Всё сковало коркой, толщиной в ладонь. То ли влажность большая. То ли еще из-за чего. Настоящие торосы! Не отдолбить и за три дня. Он стукнул кулаком по столу, чай плеснулся. Проклятая степь!
Глушаков, отложив рапорт, тихо вздохнул:
А раненые ждут Если застрянем, беда. Что делать-то, Александр Иваныч?
Сидоренко молчал. Ответа у него не было. Молчал и Иван Павлович, не зная что предложить. И только вьюга выла все громче, словно насмехаясь над ними.
Глава 10
Глушаков, поправляя повязку на глазу, буркнул:
Телеграф-то работает, но в такую бурю
А что, Трофим Васильевич, других вариантов то нет, согласился Сидоренко. Надо пробовать. Вызовем помощь. Ну и сами с утра попробуем еще подолбить лед.
А сейчас?
Сейчас выходить наружу нельзя ночь и сильная метель. Слышишь как завывает? строго ответил Сидоренко. Персоналом не нужно рисковать. Лучше переждать до утра. А телеграмму
Александр Иванович, давай ты на аппарате этом, сказал Глушков. Ты умеешь.
Сидоренко сел за стол. Спросил:
Что отправлять?
Пиши, голубчик: «Санитарный поезд, двести верст западней станции Шаховская, застрял в заносе. Лёд на рельсах. Срочно нужна бригада со снегочистительными машинами, роторными или плугами. Есть раненые, и роженица. Ждём ответа».
Сидоренко застучал ключом, отправляя депешу. Вагон опять дрогнул от порыва ветра.
Вот ведь занепогодилось! вздохнул Глушков.
Есть! Отправил.
Теперь что? спросил Иван.
Ждать, пожал плечами Сидоренко. Сейчас получат, потом начальнику отнесут, потом тот доложит выше, решение примут, ответ состряпают в общем не раньше утра. Пока отдыхать, Иван Павлович, набираться сил. Завтра будет трудный день.
Закутавшись в шинель, Иван Палыч вылез из вагона. Для этого правда пришлось некоторое время помахать лопатой, чтобы освободить двери.
А снег какой плотный! проворчал доктор. Будто прессуют его.
В здешних краях всегда такая погода, сообщил Глушаков, следуя следом. До самого декабря тихо. А потом как даст мороз в один день, да как снега начнут идти. У меня из этих мест тетка родом, в детстве ездил к ней как-то в гости. Помню, так же было. Дальше проедем, там спокойней погода будет.
Вышли наружу. Степь. Бескрайная и белая. Ни домика, ни огонька. Даже стало как-то не по себе.
Решено было осмотреть более подробно состояние дел у затора.
Может, найдём слабое место в этом льду! Сказал Глушаков, обвязывая Ивана Палыча веревкой.