подлинной образовательной ценностью». В 1904 году историк искусства Пауль Гильдебрандт в книге «Игрушка и жизнь ребенка» (Das Spielzeug im Leben des Kindes) призывал девочек учиться готовке и гостеприимству, тренируясь на игрушечной кухне, которая должна быть полностью укомплектованной и как можно больше походить на реальную кухню . Другой точки зрения придерживались авангардные критики, вроде Фердинанда Авенариуса и Йозефа Августа Люкса. Вдохновившись теорией пионера в области детских садов Фридриха Фрёбеля, они полагали, что детально проработанные игрушки тормозят развитие детского воображения. Они призывали к созданию абстрактных или по крайней мере сильно стилизованных игрушек вместо точных копий реальных вещей. И хотя их аргументам уделялось довольно много внимания в журналах, посвященных игрушечной торговле и адресованных высококультурным кругам, тем не менее вряд ли они имели какое-либо влияние на сущность или стиль кукольных кухонь . Несмотря на общественную дискуссию, большинство немецких экспертов стояли на том, что игрушки помогают детям вырасти хорошими взрослыми, поощряя развитие мышления и обеспечивая знаниями в соответствии с гендером. Многие родители и игрушечные мастера просто заранее предполагали, что девочки предпочтут эти «гендерные» игрушки. С общепринятой «дидактической» интерпретацией кухонь, которую предложила Джейкобс в «Истории кукольных домиков», согласуется отношение немцев к «образовательным» игрушкам. Историк искусства Дэвид Хэмлин обращает внимание, что многие немецкие игрушки того времени позиционировались как воспитательные хотя на деле едва ли могли многое поведать о том предмете, которому якобы учили. Торговцы хотели продать свой товар и верить, что этим оказывают обществу ценную услугу, а родители в свою очередь хотели порадовать своих детей и верить, что тем самым воспитывают их. Взрослые заключили негласный коллективный договор о том, что покуда игрушки касаются общественно одобренных тем и поведения, никто не будет слишком уж присматриваться, действительно ли они учат детей чему-то важному . Для сравнения можно привести наблюдения теоретика игры Брайана Саттон-Смита относительно существовавшего в конце XX века убеждения, что игрушки влияют на интеллектуальное и эмоциональное развитие ребенка. Несмотря на то, что не существовало никаких данных, которые бы подтверждали данное убеждение, оно было широко распространено среди родителей, педагогов и игрушечных фабрикантов. По мнению Саттон-Смита, «есть очень мало научных подтверждений тому, что игра имеет какой-либо положительный результат». Он также считает, что «в основе нашей уверенности во взаимосвязи игры (и игрушек) и достижений лежат наши культурные пожелания, а не хоть сколько-нибудь убедительная научная информация» . По-прежнему открыт вопрос, действительно ли из игры с кухней можно было извлечь какой-нибудь практический урок. Но как бы то ни было, большинство немецких родителей XIX века приобретали кухни именно с этой целью.
В пользу того, что кухни были скорее способом увлечь, чем научить, я хочу привести следующие аргументы. Начнем с того, что если мать хотела обучить свою дочь практическим аспектам приготовления пищи, ей для этого вовсе не нужна была миниатюрная кухня. Она вполне могла взять дочь с собой в настоящую кухню, чтобы та смотрела и помогала ей в приготовлении блюд. Разумеется, именно так и происходило во множестве немецких домов. Более того, около 1870 года официально появились школы, в которых были уроки готовки и домохозяйства . Далее, большинство миниатюр не совсем буквально отражало полноразмерные кухни. Наоборот, они были трансформированы так, что симметричное размещение шкафчиков делало их визуально привлекательными. В детских кухнях печь чаще всего находилась по центру задней стенки, в то время как на кухне в большинстве немецких домов она была задвинута в угол, возможно для устойчивости или для освобождения места на полу, которого всегда не хватало . Кроме визуальной привлекательности симметрии, польза от этого несоответствия действительности была еще и в том, что в процессе оживленной игры всегда лучше иметь доступ к печке с трех, а не только с двух сторон. Еще одно отступление от реальности связано с тем, что в конце XIX века Puppenküchen стали украшать все более витиевато. Если в настоящих домах кухня являла собой