«Вам позволено встретиться с маркизой де Эгриньей перед отъездом,» отчеканил король, жестом указывая, что аудиенция окончена. Отпустили, как слугу. Я вышел, отчетливо чувствуя на спине колючий, насмешливый взгляд монарха. Он видел. Видел мою боль, видел разлуку и был доволен. Устранил помеху, наказал строптивого графа, убрал с глаз долой потенциально опасного фаворита Елены. И все под позолотой королевской милости. Наглость, достойная этого гнилого Версаля.
Меня отвели в салон маркизы. Элиза де Эгринья встретила у дверей. Ее объятия были крепкими, почти сокрушающими, но недолгими. В ее глазах не было слез только стальная решимость и тревога, глубокая, как пропасть. Моя тетка. Готовая пойти на плаху за нас с Еленой.
«Лео,» она отступила на шаг, окинув меня пронзительным, скальпелем острым взглядом. «Ты выглядишь выжатым. Дитя мое, тебе понадобятся силы. Нечеловеческие силы.»
Она не тратила время на пустые утешения. Маркиза сразу перешла к делу, ее тихий голос звучал четко и жестко, как удар клинка по камню.
«Лисье гнездо, Лео. Венеция это чистый яд, закатанный в шелк и позолоту. Король хитер, как сто чертей. Он посылает тебя не только за информацией. Он посылает тебя на заклание. Любая твоя ошибка, малейшая оплошность и тебя сожрут без остатка. Герцог Морозини не союзник, это старый паук, плетущий свою паутину. Сенат змеиное логово. Агенты всех держав Испания, Австрия, даже турки все там, все с клыками наружу.»
Она схватила меня за руку выше локтя, ее пальцы были холодными, но цепкими, как стальные клещи. В ее хватке чувствовалась вся ее ярость и готовность драться.
«Твоя главная задача, Лео, слышишь меня? Выжить. Любой ценой. Найти то, что нужно королю да. Но прежде всего вернуться живым. Для нее. Для Елены. Ради нее одной!»
Я кивнул, глотая сухой, колючий ком. Мысль о Елене, одинокой в шато, беззащитной перед кознями де Лоррена или любой придворной гадины, сводила с ума. «Тетя Елена она»
«Знаю,» маркиза прервала меня резко, почти свирепо. Глаза ее горели. «Я здесь. Я здесь, Лео. Мои глаза и уши открыты день и ночь. Моя рука тяжела для любого, кто посмеет к ней приблизиться с дурным умыслом. Мои люди уже рядом с ней. Я костьми лягу, но защищу ее! Клянусь тебе!» В ее голосе не было сомнений, только железная клятва. И все же бедняжка, одна против всего
версальского змеиного клубка. «Но моя власть не безгранична, племянник,» добавила она тише, и в этой тишине прозвучал страх. «Ты должен вернуться. Быстро. И целым. Это главное.»
Она выдержала паузу, давая словам, как гвоздям, войти в мое сознание.
«В Венеции тебя встретят. На пристани. Человек с серебряным жуком-скарабеем на пряжке плаща. Наймешь его к себе как камердинера. Только ему доверяй. Все письма только через него. И информацию ты будешь получать только от него. Никаких посторонних контактов в этом деле. Яснее ясного?»
«Да, тетя,» мой голос звучал хрипло, как напильник по ржавчине. Тяжесть миссии давила на плечи тысячепудовой гирей, смешиваясь с невыносимой, рвущей душу тоской по Елене.
«Поездка» маркиза вздохнула, и впервые в ее взгляде мелькнула тень усталости. «Может затянуться. Четыре месяца это еще оптимизм. Будь готов к большему.»
Четыре месяца. Больше. Меня аж качнуло, я прислонился к холодной стене. В глазах поплыли черные круги. Столько времени без нее? Без ее смеха, без ее прикосновений, без возможности даже получить весточку вовремя? Это был не срок. Это был приговор. Приговор нашей любви, нашей только что расцветшей молодости. Сердце сжалось в ледяном капкане. Луч света моей жизни гас где-то далеко, в Шато де Виллар, а я погружался во мрак венецианских каналов и смертельных интриг.
Получив последние наставления, клятвенные заверения тетки в защите Елены (которые, я знал, были искренними до глубины ее преданной души, но вселяли лишь призрачную надежду), я вышел. Меня отвели в скромные покои для гостей. Дверь закрылась с мягким щелчком. Я остался один. Наконец-то один.
Стены комнаты, увешанные глупыми пасторальными гобеленами, казались стенами тюремной камеры. Тишина звенела в ушах, заполняясь лишь одним навязчивым звуком ее сдавленным рыданием на балконе в момент моего отъезда. Я рухнул на кровать, не снимая сапог, и уткнулся лицом в жесткую подушку. Запах пыли и увядшей лаванды. Никакого жасмина. Никакого тепла ее тела рядом.
Тоска накатила волной, такая острая и физическая, что я застонал, стиснув зубы. Я скучал по ней уже сейчас. По каждому вздоху, по каждому движению ресниц. По тому, как она шептала мое имя в темноте, доверяя мне всю себя. Король нагло торжествовал где-то там, за этими стенами, попивая вино и представляя мои мучения. Тетка, мудрая, жесткая и бесстрашная Элиза, уже плела свои сети защиты в этом версальском аду, готовая броситься в бой за племянницу. А Луи де Клермон, этот легкомысленный щеголь, мой «компаньон» я готов был поклясться, что он уже флиртовал с горничной где-нибудь в коридоре, не ведая о смертельной тени, нависшей над нашим «увлекательным путешествием».
Надо мной же сгущались тучи. Поездка в Венецию была не просто опасной. Она была смертельной ловушкой. Каждый шаг там будет по острейшему лезвию бритвы. И единственное, что держало меня сейчас, не давая развалиться на куски, это образ ее глаз, таких доверчивых, полных любви и веры. «Ты вернешься. Ты должен вернуться.»