Утро. Рассвет застал нас в молчаливых объятиях, измученных, опустошенных до дна, но странно спокойных в самой сердцевине. Было ощущение, что мы выжгли всю боль, оставив только эту тихую, жгучую уверенность: Мы одно целое. Ничто не разорвет нас навечно.
Потом порог. Последний поцелуй. Горький, как полынь. Я держал ее лицо в ладонях, впитывая каждую черточку, каждый отблеск солнца в ее глазах, запах ее кожи, смешанный с моей. Чтобы пронести это с собой. Через все.
«Елена» голос снова подвел. Я собрал всю волю. «Не выходи. Не смотри. Пожалуйста.» Мне было невыносимо думать, что она увидит меня уезжающим. Что этот образ будет терзать ее. Мой страх за нее. «Обещай. Останься здесь. В нашем доме.»
Она кивнула, губы дрожали, но она сжала их. В ее глазах читалось: Иди. Я буду ждать.
Только тогда я разжал руки. Только тогда повернулся и пошел вниз. Каждый шаг отдавался болью в сердце. В кармане камзола лежал платок. Ее платок. Пропитанный ее слезами и духами. Я сжал его так, что ногти впились в ладонь. Боль была ничто по сравнению с той, что разрывала грудь. Запах жасмина смешался с металлическим привкусом крови. Моя кровь. Клятва. Я нес его, как реликвию. Как частицу ее. Как напоминание: Вернусь. Или умру, пытаясь.
Внизу ждали лошади. Версаль. А потом Венеция. Без нее. Мир померк, став черно-белым и бесконечно пустым. В седле я оглянулся на шато в последний раз. На наш балкон. Там никого не было. Она сдержала слово. И от этого стало еще больнее, и чуточку легче. Жди, любовь моя. Я вернусь. Ради тебя я сверну горы. Или умру.
Глава 2: Яд Версаля
Я машинально сжал в кармане платок. Проклятый лоскут шелка, пропитанный ее слезами и тонким, убийственным ароматом жасмина. Вдыхал его, пытаясь уловить хоть тень ее присутствия, но запах лишь обострял память. Яркую, болезненную. Я все еще чувствовал под пальцами шелковистость ее кожи, упругую податливость тела, так доверчиво прижимавшегося ко мне ночью. Помнил солоноватый вкус ее губ в последнем поцелуе поцелуе прощания, смешанном со слезами отчаяния. Эти воспоминания были и бальзамом, и раскаленным железом, прижигающим душу. Сколько времени без нее? Без ее света, без ее дыхания рядом? Мысль сковывала ледяными цепями. Как дышать в безвоздушном пространстве.
Версаль встретил меня холодным блеском и удушливым смрадом власти. Мраморные галереи, сверкающие, как ледяные пещеры, казались насмешкой над моей внутренней пустотой. Меня провели в королевские апартаменты без промедления, словно ждали. И Он восседал там. Король. Как жирный, довольный паук в центре своей ядовитой паутины. Победная усмешка, казалось, застыла у него в уголках губ, а самодовольство сочилось из каждого едва заметного жеста. Я склонился в почтительном поклоне, стиснув зубы до хруста. Каждая мышца, каждая жила в моем теле вопила, требуя броситься на этого человека, разорвавшего мою жизнь на части. Но я стоял. Стоял и молчал, глотая ком бессильной, кипящей ярости.
«Граф де Виллар,» голос Его Величества лился,
как самый сладкий, самый коварный яд. «Как своевременно. Ваше рвение к службе короне достойно восхищения.» Я ощутил, как ногти впиваются в ладони, протыкая кожу. Рвение? Рвение?! «Миссия ваша ясна из указа,» продолжал он, явно смакуя каждое слово, каждый мой скрытый вздрагивающий нерв. Его взгляд скользнул по мне, словно щупальцем, оценивая глубину нанесенной раны, и я увидел в нем удовольствие. «Венеция клубок интриг, но мы верим в вашу проницательность. Для успеха столь деликатного предприятия вам будет предоставлен компаньон. Знакомьтесь: месье Луи де Клермон.»
Из тени выступил молодой человек. Высокий, стройный, с той самой беспечной ухмылкой на слишком правильном лице и дерзким блеском в глазах, которые я знал. Мы были знакомы. Давно, кажется, в другой жизни, когда я еще только осваивался в теле графа, а Луи был просто молодым повесой, чьи выходки вызывали снисходительные улыбки. Он поклонился с изящной небрежностью, будто на балу. Тип был мне знаком как свои пять пальцев: столичный щеголь, искатель сильных ощущений, для которого жизнь бесконечный, беспечный карнавал без последствий. Сердце мое сжалось. Вот в чьи руки король отдает мою жизнь и судьбу Елены? Этого ветрогона?
«Месье де Клермон обладает особыми талантами в установлении нужных контактов,» прозвучал голос короля, и в его интонации я уловил ледяную, язвительную насмешку. Я знал историю Луи. Пикантный скандал: юная, только что представленная ко двору герцогиня де Конде и этот бесшабашный красавец. Престарелый, но яростный отец, едва не растерзавший юнца на месте и уже точивший шпагу для дуэли с предсказуемым (и смертельным для Луи) исходом. Король, не желая терять ни влиятельного Конде, ни потенциально полезного (или просто забавы ради?) грешника, нашел «изящный» выход. Не позорная ссылка в глушь, а «почетная» миссия в смертельно опасную Венецию под «надежное» крыло графа Виллара. «Пусть послужит короне и одумается». Глядя на беспечную ухмылку де Клермона, я понял: Луи воспринял это как увлекательное приключение, шанс удрать от скуки и гнева герцога. Он и не подозревал, в какую кровавую мясорубку его втянули. Холодная волна ненависти захлестнула меня и к этому торжествующему пауку на троне, и к легкомысленному щеголю, чья глупость могла похоронить нас обоих и похоронить всякую надежду на возвращение к Елене.