«Лия, ты плакала? Тебе больно?»
Лия едва сдержала новые слезы, только покачала головой, не в силах говорить. Коллеги перешептывались, бросая на нее встревоженные взгляды. Аня несколько раз пыталась поймать ее взгляд, но Лия отворачивалась. Рассказывать? Выставлять напоказ свое унижение? Нет. Она еле дотянула до конца смены, каждую минуту чувствуя, как гнетущая тяжесть депрессии давит все сильнее. Мир потерял краски. Будущее казалось серым и бессмысленным.
Вечером, когда она уже собиралась запереться в квартире с этой болью наедине, в дверь позвонили. Настойчиво. Лия открыла. На пороге стояла Аня, с пакетом чего-то теплого (скорее всего, пирожков от ее мамы) и решительным выражением лица.
«Все, хватит!» заявила Аня, буквально входя в квартиру. «Ты весь день как привидение. И глаза... Что случилось? Это из-за клуба? Там что-то произошло?» Ее голос смягчился: «Лия, пожалуйста. Говори.»
Сопротивляться не было сил. Лия опустилась на диван. И слова полились срываясь, прерываясь всхлипами, полные боли и стыда. Она рассказала все. О Лео. О его внимании. О волшебном вечере. О нежности той ночи. И о ледяном утре. О визитке. О такси. О домработнице. О фразе «как смена в детском саду». Аня слушала, не перебивая, ее лицо сначала выражало недоумение, потом возмущение, потом глубочайшую жалость.
«Тварь!» вырвалось у Ани, когда Лия закончила. «Бездушный, самовлюбленный кусок дорогого дерьма! Лия, милая...» Она обняла подругу, чувствуя, как та снова дрожит. «Как он посмел?! Использовать тебя так!»
Лия плакала на ее плече. Но теперь это были не истерические рыдания отчаяния, а тихие, горькие слезы осознания.
«Самое страшное...» прошептала Лия, вытирая лицо. Голос ее был разбитым, но в нем появилась странная ясность. «Самое страшное, Аня... Я ему поверила. Я... я влюбилась. По-настоящему. За одну ночь. Глупо, да?» Она горько усмехнулась.
Аня покачала головой, гладя ее по спине:
«Не глупо. Ты доверилась. Он воспользовался. Это делает его мразью, а не тебя глупой.»
«Я знаю, что он тварь», тихо сказала Лия, глядя куда-то в пространство перед собой. В ее серых глазах, еще влажных, горел новый огонь не надежды, а болезненной правды. «Я знаю, что он цинично все спланировал. Что я была для него... развлечением. Экзотикой». Она произнесла это слово с горечью, вспоминая его возможную оценку. «Я все это понимаю здесь». Она ткнула пальцем в висок. «Но здесь...» Она прижала руку к груди, к тому месту, где все еще ныло от боли. «Здесь... я люблю его. Вот такая я дура. Я люблю того человека, каким он был со мной вчера. Нежного, внимательного, смешного. Я люблю его ложь. И ненавижу его за правду.»
Она замолчала. В комнате повисла тишина. Признание, вырвавшееся наружу, было горьким, постыдным, но... освобождающим. Она больше не отрицала свою боль. Не злилась на себя за доверчивость. Не торговалась с реальностью. Она принимала. Принимала факт его подлости. И что было еще страшнее принимала факт своей любви. Любви к тому, кого, возможно, никогда не существовало. Любви, которая сейчас причиняла невыносимую боль.
«Он сломал что-то во мне, Аня,» прошептала Лия. «Но я... я не сломалась до конца. Я чувствую. Я люблю. И это... это тоже часть меня теперь. Даже если это больно. Даже если это глупо.»
Аня крепче сжала ее в объятиях.
«Ты сильная, Лия. Сильнее, чем думаешь. Эта боль... она пройдет. Не сразу. Но пройдет. А он...» Аня выдохнула. «Он получит по заслугам. Карма крутая штука.»
Лия слабо улыбнулась. Она не верила в карму. Она верила только в ту боль, что жила у нее внутри, и в странное, горькое облегчение от того, что она наконец назвала свои чувства. Да, она любила Лео Вилларда. Любила того, кто разбил ей сердце на мелкие осколки. И это принятие было не концом боли, а началом долгого пути через нее. Пути, на котором ей предстояло научиться жить с этим шрамом.
Глава 4. Жёлтая Вспышка Вчерашнего Дня
То утро после ночи слёз и горького признания в любви к призраку было серым, как пепел. Лия не спала. Слова «я люблю его» висели в тишине квартиры тяжелыми гирями, пригвождая к кровати. Боль из острой превратилась в глухую, всепроникающую пустоту. Казалось, даже воздух стал густым и трудным для дыхания. «Вчера в это время...» мысль пронзила её, как нож. «Вчера в это время он холодно протягивал мне визитку...»
Стук в дверь настойчивый, знакомый. Аня. Лия еле поднялась, ноги ватные. На пороге подруга в яркой, словно вызов хмурому утру, куртке, с бумажным пакетом, от которого пахло свежей сдобой.
«Привет, солнышко!» Аня впорхнула в квартиру, не дожидаясь приглашения. Её взгляд скользнул по Лииному лицу опухшему, землистому и в глазах мелькнуло беспокойство, но голос остался бодрым. «Ох, вижу, ночь была не сахар. Ничего! Быстро в душ, переодевайся. Мы идем гулять. Свежий воздух лучшее лекарство. Заодно зайдем в «Кофейную Лавку» у парка, выпьем чего-нибудь горяченького с моими вишневыми пирожками». Она потрясла пакетом. «Марш-марш! Сидеть тут в четырех стенах нельзя!»
Лия хотела отказаться. Хотела сказать, что не может, что всё болит. Но Анино упорство было как стена. И в её глазах светилось: «Я с тобой». Лия покорно поплелась в ванную. Холодная вода немного освежила лицо, но не душу. Она натянула старые джинсы, теплый свитер, куртку. Одежда висела на ней, как на вешалке. «Вчера... вчера он снимал с меня совсем другое платье...»