«Благодарю вас, месье Бернар», Елена почувствовала волну облегчения. Он не стал допытываться. Он просто принял ее решение и взялся обеспечить его выполнение. «Я полностью полагаюсь на вас».
С этого момента комната превратилась в арену деятельных сборов. Жизель, смирившись, упаковывала вещи с лихорадочной скоростью. Елена отказалась сидеть сложа руки. Она медленно, преодолевая головокружение и слабость, передвигалась по комнате. Она сама складывала в небольшой саквояж свои немногочисленные личные вещи книгу молитв, зеркальце, шкатулку с туалетными принадлежностями. Она пробовала сама застегнуть пряжку на туфле (безуспешно, руки дрожали, но попытка была!). Каждое самостоятельное движение было маленькой победой над немощью, подтверждением ее права на этот отъезд.
К вечеру
комната опустела. Вещи были вынесены в карету. Остались только кровать да ужин легкий бульон и подсушенный хлеб. Бернар заглянул с последними распоряжениями. Его взгляд снова задержался на ее тонкой шее, острых ключицах, проступавших сквозь ткань ночнушки.
«Ваше Сиятельство, вы почти ничего не ели весь день», заметил он мягко, но настойчиво. «Силы нужны для дороги. Организм требует подкрепления».
Елена отмахнулась, отодвигая тарелку с почти нетронутым бульоном. Чувство тревоги сводило желудок в узел.
«Аппетит вернется в дороге, месье Бернар. Свежий воздух, движение А сейчас бульон достаточно. Я чувствую себя крепче, чем вчера. К завтрашнему утру буду совсем здорова». Она старалась говорить уверенно, но голос звучал чуть хрипловато.
Бернар не стал настаивать. Он видел, как тени под ее глазами стали еще глубже, как пальцы бессознательно теребили край одеяла. Он поклонился и пожелал спокойной ночи. Жизель помогла госпоже подготовиться ко сну, ее движения были нервными, быстрыми.
«Постарайтесь уснуть, Ваше Сиятельство», умоляюще прошептала она, гася свечи. «Рассвет будет ранним Доктор оставил капли, если»
«Я усну, Жизель, не беспокойся», ответила Елена, укрываясь. Но как только дверь закрылась, чувство тревоги, сдерживаемое весь день деятельностью, нахлынуло с новой, удушающей силой. Оно заполнило темную комнату, тяжелое, липкое, не имеющее формы, но ощутимое, как давление перед грозой. «Что-то не так. Что-то приближается». Предчувствие беды сжимало горло. Она ворочалась, пытаясь найти удобное положение, отгоняя мрачные мысли. Поместье Безопасность Но тревога не уходила, она лишь росла, пропитывая собой каждую мысль.
Сон, когда он наконец пришел, был не убежищем, а ловушкой.
Она стояла посреди бескрайнего, абсолютно черного поля. Ни звука, ни света. Только пугающая тишина и ощущение полного одиночества. И вдруг шевеление в темноте у ног. Холодное, скользкое прикосновение обвило лодыжку. Змея. Блестящая чешуя сливалась с мраком, видны были только узкие, желтые, бездушные глаза. Еще одна обвила бедро. Третья талию. Они выползали из тьмы со всех сторон, бесшумные, неотвратимые. Она пыталась кричать, но голос пропал. Двигаться ноги стали ватными. Холодные кольца сжимались, ползли вверх, обвивая руки, грудь. Холод проникал внутрь, леденил душу. Самая большая змея поднялась перед ее лицом, ее мерзкая пасть распахнулась и обвила ее шею, сжимаясь с нечеловеческой силой. Она задыхалась, хрипя, борясь в панике, но петля лишь затягивалась туже
Елена проснулась с резким, беззвучным вдохом. Она сидела на кровати, вся в холодном, липком поту. Сердце бешено колотилось, ударяя в ребра, как птица в клетке. Горло болело, будто и вправду сжимала его змеиная петля. Темнота комнаты казалась враждебной, насыщенной невидимыми угрозами. Чувство надвигающейся беды достигло апогея, стало почти осязаемым. Оно висело в воздухе, густое и зловещее. Скоро. Что-то случится. Скоро.
Она обхватила колени руками, стараясь унять дрожь и подавить подступающую панику. Завтра. Утром. Карета. Движение. Надо дожить до утра. Надо уехать. Уйти от этой тени, от этого места, от этого давящего предчувствия. Надежда на поместье померкла перед лицом этого леденящего ужаса. Но назад пути не было. Она была загнана в угол собственной интуицией и необходимостью действовать.
Она осталась сидеть так, прислушиваясь к стуку собственного сердца и к пугающей тишине за дверью, ожидая не рассвета, а начала бегства от невидимого, но неумолимо приближающегося кошмара.
Глава 12. Ловушка захлопнулась
Жизель, вошедшая с подносом, ахнула при виде её. Лицо графини было мертвенно-бледным, с синюшными тенями под запавшими глазами, губы бескровные.
«Ваше Сиятельство! Вы не спали!» в голосе служанки звучала паника. «Доктора! Надо позвать доктора!»
«Нет», Елена перебила её, голос хриплый, но твердый. «Бульон. Хлеб. Одеваться. Сейчас.»
Она заставила себя проглотить несколько ложек горячего, но безвкусного бульона, отломила
крошечный кусочек хлеба жевать было мучительно, сухо во рту. Каждое движение при одевании, даже с помощью Жизель, было пыткой. Ноги подкашивались, руки дрожали так, что застегнуть пряжку плаща оказалось невозможным. Жизель молча справилась с ней, её пальцы тоже дрожали.
Выйти на крыльцо постоялого двора «Золотая Подкова» было похоже на выход на эшафот. Утренний воздух был свеж и резок, солнце только начинало подниматься, окрашивая серое небо в бледно-розовые тона. Во дворе стояла карета крепкая, без гербов, запряженная парой гнедых. Рядом два всадника эскорта, месье Бернар, о чем-то тихо говорящий с доктором, который нервно теребил свой саквояж. Всё было готово к отъезду.