И вдруг, сквозь слова молитвы, сквозь холод, пронизывающий кости, сквозь гул в собственной голове, в сознании Лии вспыхнул другой образ. Лео. Он тоже погиб. Не в карете, а в огне взорвавшейся машины. Он был не графом, а айтишником из будущего. Холодным циником, сердцеедом... и героем, бросившимся в пламя спасать совершенно незнакомых людей женщину и ее ребенка. Чужих. Так же, как Гаспар, возможно, пытался спасти ее, свою Елену, в той перевернувшейся карете? Две смерти. Два мужчины. Один любимый муж, другой недостижимая, мучительная любовь. Оба погибли, спасая других. И оба оставили ее одну. Лию. Елену. Запутавшуюся душу меж двух миров. Боль от его потери, свежая и острая, как в тот день в кафе, смешалась с горечью чужого горя. Слезы горячие, неконтролируемые хлынули из глаз, затуманивая и без того смутный мир за вуалью. Они текли по щекам, согревая кожу на мгновение, прежде чем остыть на ледяном ветру.
Жизель почувствовала дрожь, пронзившую тело графини, и сжала ее руку сильнее. Бернар подался ближе, создавая щит от ветра. Доктор забеспокоился, шагнув вперед. Свидетели переглянулись, шепча что-то о «глубокой скорби», о «любви, что не умирает». Они видели лишь вдову, убитую горем по любимому супругу. Никто не мог и предположить, что под вуалью рыдает женщина, оплакивающая совсем другого человека, в чужом времени, в чужом теле.
Последняя лопата земли глухо шлепнулась на крышку гроба. Священник закончил молитву. Церемония была окончена. Бернар, не дожидаясь, пока Елена сделает шаг, снова осторожно поднял ее на руки. Она не сопротивлялась. Силы, собранные для этого выхода, иссякли. Она закрыла глаза, уткнувшись лицом в мех на его плече, давая волю тихим, бесконечным слезам. Жизель шла рядом, всхлипывая. Доктор шагал вплотную, готовый в любой момент вскрыть свой саквояж.
Обратный путь в комнату был как в тумане. Ее уложили в постель, сняли меха, напоили горячим травяным отваром с успокоительным. Доктор проверил пульс, покачал головой, но промолчал. Бернар удалился, чтобы заняться документами и извещением семьи о свершившемся обряде. Жизель сидела у кровати, вытирая слезы и свои, и госпожи.
Когда комната опустела, Елена открыла глаза. Не на закопченный потолок, а в пустоту перед собой. Слезы высохли. На смену пришла ледяная, кристальная ясность.
Она умерла. Лия умерла в своем мире от разбитого сердца. Но она воскресла. Здесь. В теле Елены де Вольтер. Даром. Вторым шансом. Шансом, оплаченным жизнями двоих: настоящей Елены, погибшей в катастрофе, и Гаспара, отдавшего свою жизнь, чтобы тело его жены выжило.
«Нет, подумала она с неожиданной
силой. Я не имею права транжирить этот дар. Не имею права умирать от жалости к себе или бояться будущего».
Она должна жить. Не для призраков прошлого ни своего, ни Елениного. Не для ожиданий семьи де Вольтер. Для себя. Для этой новой, невероятной жизни, выпавшей ей. Чтить память Елены значит жить достойно ее имени, ее титула. Значит освоить этот мир, понять его правила, стать сильной.
Мысли начали выстраиваться в четкую линию, как солдаты перед сражением. Первое: знания. Она вспомнила обрывки из книг, фильмов, лекций по истории. XVIII век. Этикет. Иерархия. Язык (ей повезло тело говорило по-французски, но стиль, обороты...). Нужно систематизировать все, что помнила. Дополнять. Учиться.
Второе: навыки. Балы. Она мысленно прокрутила сцену из какого-то исторического романа. Графиня де Вольтер обязана уметь танцевать. Идеально. Как только позволит здоровье нужно начинать. Тайно, с Жизелью? Или найти учителя в поместье? Это станет ее первым шагом к контролю над новой жизнью.
Третье: поместье. Оно ее крепость. Ее база. Там она сможет отдышаться, собраться с силами, подготовиться. Бернар казался надежным. Нужно было заручиться его поддержкой, понять, кто там ждет, как все устроено.
Она повернула голову на подушке. За окном сгущались ранние сумерки. Холодное, серое нормандское небо. Но где-то там, за этим небом, в бездне времени и пространства...
Лео.
Мысль о нем снова пронзила сердце, уже не только болью, но и острой, почти безумной надеждой. А что, если...?
Если он тоже... попал сюда? Ведь они погибли почти одновременно. Он героем на трассе. Она от разбитого сердца в кафе. Мир перенес ее в тело графини. Почему бы не быть возможным, что его душа нашла пристанище в другом теле? В другом времени? Может, он где-то здесь? В Париже? В Версале? На другом конце Франции? И если да... Узнал бы он ее? Узнала бы она его? Под маской других лиц, других имен, других судеб? Смогли бы их души, пронзенные одной любовью и одной потерей, найти друг друга в этом хаосе эпох?
Вопросы висели в тишине комнаты, не имея ответов. Но сама эта надежда неясная, почти невозможная согревала сильнее любых мехов. Она давала цель, выходящую за рамки выживания и адаптации. Она добавляла тайны в ее невероятное путешествие.
Елена (Лия? Обе?) закрыла глаза, но уже не в отчаянии, а в сосредоточенности. Путь был ясен: выжить, выучиться, освоиться. Жить. А там... кто знает, какие чудеса (или ужасы) готовило это новое время?
На губах, впервые за долгие дни, дрогнуло подобие улыбки. Тяжелая, полная боли и вопроса, но улыбка. Путь в неизвестность продолжался. Но теперь она шла по нему не как жертва, а как путник, готовый к испытаниям. С памятью о Лео в сердце и именем Елены на устах.