Спасибо, друг, я успокаивающе похлопал его по руке. Я все понял. Мы их достанем.
Ашот закрыл глаза, измученный, но с тенью удовлетворения на лице. Справедливость начала свой путь.
В палату ворвалась запыхавшаяся медсестра:
Господин лекарь Разумовский! Там Мкртчяну резко стало хуже! Приступ какой-то! Срочно требуют!
При имени Мкртчяна глаза Ашота наполнились таким первобытным ужасом и ненавистью, что медсестра инстинктивно отступила на шаг.
Спокойно, друг, я сжал его руку. Твоего обидчика тоже настигла беда. Он при смерти. Но я его вылечу.
Ашот дернулся, его глаза расширились от возмущения. Он замычал, пытаясь вырвать руку и что-то сказать.
Опаньки! мысленно прокомментировал Фырк. Кажется, твой друг не в восторге от идеи спасать своего палача! Кто бы мог подумать!
Черт. Я должен ему объяснить. Сейчас. Иначе он решит, что я его предал.
Я знаю, что ты чувствуешь. Но послушай я вылечу его не из благородства. Я вылечу его, чтобы он встал перед тобой на колени и молил о прощении. Чтобы он лично возместил весь ущерб. Чтобы он публично признал свою вину. Мертвый он тебе не поможет. Мертвый просто исчезнет. А живой заплатит по полной. Доверься мне.
Я должен заставить его увидеть разницу между местью и справедливостью. Месть это просто убить. Справедливость это заставить врага признать свое поражение и заплатить по счетам.
Ашот долго смотрел мне в глаза, и в его взгляде боролась ненависть и зарождающееся понимание. Наконец, он медленно разжал руку.
Я скоро вернусь. Отдыхай.
Хаос после снятия блокады был организованным телефоны разрывались, персонал спешил на свои посты, но общее чувство облегчения витало в воздухе. Кобрук, как командир в штабе, четко и властно отдавала распоряжения по телефону, возвращая больницу в рабочее русло.
да, Марья Ивановна, можете вызывать свою
смену. Оцепление полностью снято Нет, все в порядке Да, есть тут у нас один Подмастерье Разумовский, ага разрулил
Шаповалов, стоявший рядом, повесил трубку своего аппарата и мрачно покачал головой.
Знаете, коллеги, сказал он, обращаясь скорее в пустоту, чем к кому-то конкретно. Этот парень за одно утро делает для репутации и безопасности этой больницы больше, чем весь наш административный аппарат вместе с Гильдией вместе взятые.
Кстати, о нем, Киселев, который до этого молча наблюдал за суетой, хитро ухмыльнулся. Что там с его внеочередным присвоением ранга? Документы мы отправили уже давно. Из Владимира должны же были уже ответить.
Вопрос Киселева повис в воздухе. Только что разрешился один кризис, силовой. Но теперь на горизонте маячил другой бюрократический, политический. И он мог оказаться не менее опасным.
Кобрук помрачнела.
Завернули.
Что Шаповалов чуть не уронил телефонную трубку, которую как раз собирался повесить. Кто посмел
Журавлев. Из Владимира. Козел старый! в голосе Кобрук зазвенела сталь. Написал официальный отказ. Недостаточно оснований для экстренной процедуры, требуется еще как минимум год стажа по регламенту.
Да он просто завидует! взорвался Шаповалов. Боится конкуренции! Разумовский за месяц сделал для медицины больше, чем этот бюрократ за десять лет! Да он сегодня в одиночку целую банду разогнал, черт возьми! Какие еще ему нужны основания
А те, кто прислал нам ту особую информацию про Разумовского, Киселев понизил голос до шепота, оглядываясь по сторонам, они в курсе этого решения?
Шаповалов и Кобрук мгновенно замолчали.
Пока нет, на губах Кобрук появилась хитрая, хищная улыбка. Я еще не успела их оповестить. Но скоро они будут в курсе. Очень скоро. И очень, очень подробно.
Она медленно, как дирижабль, заслонила солнце, и на яркую зелень газонов и блестящую плитку аллей легла внезапная, гнетущая тень.
Стало холоднее. Деревья, еще минуту назад казавшиеся приветливыми, превратились в безмолвных, темных стражей.
Вид у сержанта был уже не такой самоуверенный, как несколько дней назад в камере Борисовой. Руки, лежавшие на коленях, мелко дрожали, под глазами залегли темные тени.
За его спиной, словно тень, отделившаяся от ствола старого дуба, стоял мужчина в длинном темном плаще. Лица его не было видно капюшон был надвинут так низко, что скрывал все, кроме волевого, чисто выбритого подбородка.
если информация от той пигалицы точна, мы все под ударом, произнес мужчина. Голос был низким, с легкой хрипотцой, спокойным, но от этого спокойствия веяло угрозой.
Вам виднее, сержант смотрел прямо перед собой, на пустую аллею, как ему и было велено.
Она точна? Ты уверен?
Сержант нервно сглотнул. Он понимал, что от его ответа зависит не только исход их операции, но и, возможно, его собственная жизнь.
Вы же сами дали мне ту дрянь Сульбирохмию, голос сержанта дрогнул, но он заставил себя говорить. Сказали, подмешать в еду. Я действовал строго по вашей инструкции. И болтала она болтала без остановки. Выложила все.
Значит, информация верна. Хорошо. Архивариус будет доволен. Ты получишь свою награду, Зуев.
Подождите, сержант не выдержал. Он нарушил главное правило никогда не задавать вопросов. У меня вопрос.
Мужчина в плаще молча ждал, и эта тишина была страшнее крика.