Я никак не могу понять Зачем надо было ту девчонку-медсестру давить? Машиной. Она же просто медсестра.
Чем меньше лишних свидетелей, тем лучше, в голосе мужчины не было ни капли эмоций. Она видела то, что не должна была видеть. Знала то, что не должна была знать.
Но ведь она жива. А вы же сказали, что операция провалилась, что она мертва.
Это ненадолго.
Мужчина, не прощаясь, развернулся и пошел прочь, его фигура мгновенно растворилась в вечерних тенях парка, словно ее никогда и не было.
Сержант Зуев остался сидеть на лавочке, чувствуя, как холодный, липкий пот стекает по спине. Он ввязался во что-то гораздо большее и опасное, чем просто грязная работа за большие деньги.
Он ввязался в игру с настоящими монстрами, для которых убийство это просто пункт в списке дел. И он понял, что из этой игры живыми выходят не все. И он может быть следующим.
Глава 2
направился в реанимацию. Мысли в голове неслись с бешеной скоростью, выстраивая мгновенный дифференциальный диагноз.
Мозг, привыкший к экстренным ситуациям, работал как отлаженный компьютер, перебирая самые опасные послеоперационные осложнения после такой тяжелой операции.
Так, что там может быть?
Первое и самое очевидное кровотечение. Из ложа почки, с культи артерии Соскочила одна лигатура и он за час нальет себе в живот пару литров крови. Классика жанра.
Второе несостоятельность швов. Если плохо ушили чашечно-лоханочную систему, моча хлынет в брюшную полость. Это химический перитонит и медленная смерть от сепсиса.
Третье ТЭЛА. Тромбоэмболия легочной артерии. Лежал, тромб в ноге созрел, оторвался, улетел в легкие. Смерть на месте, даже пикнуть не успеет.
Четвертое, самое коварное отказ оставшейся почки. На фоне стресса и наркоза она могла не выдержать нагрузки. Если она встала все, приехали.
Черт, вариантов масса, и каждый билет в один конец.
Пока я несся по гулким коридорам, меня не отпускало чувство горькой, злой иронии.
Я, лекарь, только что давший клятву отомстить за друга, теперь бежал спасать жизнь его палача. Клятва целителя. Иногда она заставляет тебя делать совершенно абсурдные, нелогичные с человеческой точки зрения вещи.
Например, спасать жизнь отморозку, который превратил твоего друга в беспомощного инвалида.
Я ворвался в реанимационную палату, готовый увидеть пациента в судорогах, без сознания, на грани смерти. Но картина, которую я застал, была совершенно иной и куда более дикой.
Мкртчян не умирал.
Он сидел на кровати, его мощное тело было напряжено, как у быка перед корридой. Одной рукой он уже сорвал с груди датчики ЭКГ, а второй пытался выдернуть из шеи центральный венозный катетер.
Глаза его были безумными, лицо перекошено от ярости. Он орал. Орал как резаный, нечленораздельно, но в его криках отчетливо слышались два слова.
Меня похитили! Держат в заложниках! Где мои люди Арсен! АРСЕН!
Две молоденькие медсестры вжались в стену, их лица были белыми от ужаса. Старшая сестра, женщина в летах и с опытом, пыталась его удержать, уговорить, но куда ей против взрослого, разъяренного мужика.
Вот это приступ, мысленно хмыкнул у меня в голове Фырк. Приступ идиотизма острой формы.
Так, стоп. Картина ясна.
Это не хирургия. Это психиатрия. Острый послеоперационный делирий. Психоз.
Зрительные, слуховые галлюцинации, полная дезориентация в пространстве и времени, запредельная агрессия. Классическая триада.
Сейчас он был опаснее всего для самого себя. Этот горячий парень мог одним движением выдернуть ярёмный катетер, получить воздушную эмболию и отправиться к праотцам за десять секунд. И отвечать за это потом пришлось бы мне.
Артур Мкртчян, я использовал свой самый властный, командный голос, которым отдают приказы в операционной. Успокойтесь немедленно. Вы в реанимации Муромской центральной больницы. Несколько часов назад я лично зашивал дыру в вашей почке, пока вы истекали кровью. Внутри вашего живота сейчас минное поле из швов, дренажей и поврежденных тканей. Если вы сейчас дернетесь, все это может порваться к чертовой матери. Мы, конечно, вас снова разрежем. Если успеем. Хотите проверить?
Разговаривать с ним сейчас как с нормальным человеком было бесполезно. Он находился в другой, своей собственной реальности, где мы все были его врагами и похитителями. Чтобы достучаться до него, нужно было апеллировать не к разуму, а к базовым инстинктам. К страху боли. К страху смерти. Угроза повторной операции, нового разреза, новой беспомощности вот что должно было сработать.
Но план «А» с треском провалился. Угроза не испугала, а лишь сфокусировала его безумие на мне. Он перевел свой взгляд на мое лицо, и в его глазах вспыхнула параноидальная ненависть.
Ты! прохрипел он, указывая на меня трясущимся пальцем. Ты меня отравил!
Интересно.
Делирий часто вытаскивает на поверхность самые глубинные, иррациональные страхи. Он боится не меня как лекаря. Он боится меня как врага. Его подсознание, не скованное сейчас логикой, кричит ему: я опасен. И, черт возьми, оно абсолютно право.
Я сделал еще один шаг вперед, входя в его личное пространство, игнорируя инстинктивное желание медсестер отступить.