А затем я пошёл к нему.
Я вошёл в кабинет ректора без стука. Я не хотел давать ему времени на подготовку.
Он сидел за столом и что-то читал. Подняв на меня глаза, он улыбнулся.
А, Алексей! Вернулись. Я вижу, отдых пошёл вам на пользу. Я был уверен, что вы вернётесь отдохнувшим и довольным жизнью. Ведь теперь ваш отец вас больше не потревожит.
В его голосе сквозило такое снисходительное пренебрежение, будто я был ребёнком, который получил свою конфету и должен быть счастлив. И моя ярость, которую я так долго сдерживал, начала закипать.
Ректор, сказал я, и мой голос был ледяным. Я вам никогда не нравился, ведь так?
Он удивлённо поднял бровь.
Что вы такое говорите, Алексей? Наоборот.
Не «наоборот», прервал я его. Вы меня боялись. И, возможно, даже восхищались.
Восхищался вашим даром, уточнил он, начиная понимать, к чему я клоню.
Нет, я сделал шаг к его столу. Вы восхищались не даром. Вы восхищались мной. Как идеальным инструментом. Как оружием.
Он нахмурился.
Алексей, что всё это значит?
Я разрывался от желания выложить ему на стол статуэтку и гримуар. Бросить ему в лицо обвинение. Но Дамиан был прав. Не сейчас. Не так.
Это значит я запнулся, изображая смятение. Это значит, что я просто никак не могу прийти в себя от всех этих потрясений.
Я сменил тему.
Я тут нашёл одного мальчика. В городе. У него есть дар. Я хотел бы попросить вас взять его на обучение.
Ректор Разумовский смотрел на меня, и в его глазах была смесь недоверия и любопытства.
Мальчика? С даром? Приведите его ко мне. Я посмотрю.
Я вышел и через несколько минут вернулся, ведя за руку перепуганного Мишку.
Ректор встал и подошёл к нам. Он положил руку на голову мальчика. Закрыл глаза.
Интересно пробормотал он. Очень интересно. Редкая способность. Идеальная синергия. Он может интегрировать в себя и светлую, и тёмную магию без вреда для себя.
Он убрал руку и посмотрел на меня.
Да. Мы его берём. Он будет ценным активом.
И в этот момент я всё понял. Я увидел в его глазах то, чего не видел раньше. Он смотрел на этого маленького, испуганного мальчика не как на ребёнка. А как на ресурс. Как на расходный материал. Точно так же, как он с самого начала смотрел и на меня.
Я был для него не учеником. Не феноменом. Я был лишь самым ценным экспонатом в его коллекции.
Глава 22
Фальшивым. Декорацией.
На «Истории Родов» пожилой магистр с энтузиазмом рассказывал о великих битвах прошлого, о чести и доблести, а у меня перед глазами стояла картина разгромленной лаборатории, наполненной запахом тлена и отчаяния. На «Древних Рунах» магистр Филонов, который теперь смотрел на меня с благоговейным ужасом, с восторгом показывал мне сложнейшие плетения, а я «видел» их структуру так ясно, так просто, что мне становилось невыносимо скучно. Я мог бы сплести их с закрытыми глазами, просто по наитию, но я сдерживался, изображая прилежного ученика. Я царапал пером по пергаменту, делая вид, что конспектирую, чтобы не вызывать новых слухов. Эта мысль, это знание о ректоре, не давало мне покоя. Оно сидело внутри, как раскалённый гвоздь, отравляя всё. Я был в аду своей собственной головы, в клетке подозрений, и я не знал, как из неё выбраться.
Каждый вечер мы собирались втроём в общей гостиной Башни Магистров. Это стало нашим ритуалом, нашей тихой гаванью посреди бури. Мы зажигали синий огонь в камине, и его спокойное пламя отбрасывало причудливые тени на стены. Мы почти не говорили о расследовании. Лина приносила свои новые «железки», и мы часами могли наблюдать, как она с ювелирной точностью собирает какой-нибудь сложный механизм. Дамиан иногда читал вслух отрывки из древних, мрачных поэм, и его тихий, ровный голос странным образом успокаивал. Эти вечера были единственным, что удерживало меня на плаву. Но они не могли длиться вечно.
В один из таких вечеров, когда напряжение достигло предела, я понял, что больше не могу молчать. Мы сидели за столом, и Лина, взяв в руки ту самую статуэтку из чёрного камня, задумчиво её вертела.
Странный артефакт, проговорила она, хмурясь. Техника очень древняя. Глубокое зачарование, многослойное. Словно десятки плетений наложены друг на друга, как слои в луковице. Доступ к таким знаниям имеют единицы. Я бы я бы, наверное, смогла сделать что-то похожее, но здесь здесь уникальный почерк мастера. Она подняла на нас глаза. И этот почерк, эта «подпись» в плетении я видела её раньше. В книгах из Запретной секции. Так работал один из бывших ректоров Академии, Эразм, прозванный «Ткачом Теней». Но он умер двести лет назад.
Я посмотрел на Дамиана, потом на Лину. Их анализ был важен, но он не приближал нас к главному.
Я собираюсь следить за ректором, сказал я тихо. Постоянно. Через Сеть.
Дамиан оторвался от своей книги. Опасно. Он один из сильнейших менталистов в Империи. Он может тебя почувствовать.
Я знаю, ответил я. Но я должен. Я не могу просто сидеть и ждать.
Этой же ночью я начал. Я сел в своей комнате, отгородившись от иллюзорного сада и бездны, и погрузился в Сеть. Я нашёл его эфирный след мощный, сложный, как хитросплетённый узел, защищённый десятками ментальных щитов. Но я не пытался их пробить. Я нашёл тончайшую ниточку, связывающую его с пространством самой Академии, и привязал к ней частичку своего внимания, став его невидимой, неосязаемой тенью. Я провёл так почти сутки. Я «видел» всё, что он делает, как будто смотрел плохое, скучное кино.