Замыкали необычное шествие шесть венских стульев чиновника. И как только последний стул, горделиво задрав свою спинку, покинул дом, судья, превратившийся вдруг в дряхлого старика, схватился за своё сердце и упал на паркет прихожей.
*
Новость, столь необычная даже для такого крупного губернского города, как Самара, быстро облетела все слои населения. Хоронить несчастного судью собралась огромная толпа. При этом богатых горожан, близко знавших судью при жизни, почти не было. Кто-то пустил слух о том, что в городе распространилась новая, чрезвычайно заразная болезнь меблиозия, поразившая судью, и богатые горожане побоялись прийти и проститься.
И когда гроб, блестевший четырьмя медными ручками, намеревались уже опустить в могилу, по толпе пронёсся гул удивления. Толпа стала расступаться, пропуская человека в сильно потёртом сюртуке. Как вы, наверное, уже догадались, это был изгнанный из города чиновник. За ним в ногу, словно гвардейцы на параде, маршировали шесть венских стульев.
Видите, что вы сделали с судьёй? подойдя ближе, стал укорять стулья чиновник. Разве честно было с вашей стороны устраивать заговор в его доме? Это похоже на месть, а ей не должно быть места даже в ваших, деревянных сердцах. Немедленно разыщите всю пропавшую мебель и уговорите её вернуться в свой дом!
Выслушав чиновника, стулья зацокали ножками по булыжной мостовой и быстро скрылись из глаз. Не прошло и четверти часа, как бездыханный доселе судья открыл глаза, сладко потянулся и стал на глазах молодеть
Когда судья, роняя на землю цветы, покинул своё «вечное» пристанище, он выглядел уже брюнетом сорока с лишним лет, глядевшим на мир глазами, полными искреннего удивления.
Пока толпа охала и ахала и поздравляла судью с воскрешением, подозреваемый во всех вышеописанных злоключениях чиновник куда-то исчез. В Самаре он так больше и не появился. Говорят,
чиновника видели в тот же самый день в ста верстах от города, в селе Богатое, покупающим в скобяной лавке петли для дверей. Впрочем, могли и ошибиться.
А вся сбежавшая от судьи мебель действительно вернулась в его дом. Не хватило лишь одной кухонной табуретки. Говорят, её сожгли беспризорные мальчишки, греясь на берегу Волги у ночного костра.
Пудра из цветочной пыльцы
Напудрив ею лицо, дева ощутила себя Матушкой-Землёю. Отдавшись такому непривычному для неё чувству, дева присела на скамейку, и лепестки с облетавших яблонь и вишен летели прямо на неё.
Вечером звякнул калиткой её ухажёр. Он был в синих плисовых штанах и скрипучих, как речи невыспавшегося приказчика, сапогах. Ухажёр долго, как зачарованный, смотрел на деву, всё ещё сидевшую на скамейке. Лишь кадык-шишкарик, то и дело ёрзавший вверх, отмечал в нём наличие жизни. Под конец ухажёр воскликнул: «О, как огромна, как величава ты, Матушка-Земля!», отвесил низкий поклон и ушёл.
Тот ухажёр учёным-ботаником впоследствии стал. Объехал, в поисках редких растений, Индию, Монголию и Китай. А мироулыбчивая дева, некогда ощутившая себя Матушкой-Землёй, то ли, сказывают, умерла, то ли ушла в монастырь. Метрику её в губернском архиве я не нашёл, писать же напраслину не буду.
Новое объяснение
Вышли они почти в одно время замуж и забрюхатели.
Встречаются те бабы однажды на улице, возле магазина. У одной из них рот сам собою раскрылся и «здравствуй, Семён!» произнёс. А другая обомлела и встала посреди улицы, обхватив руками живот. Рот у ней также сам собою раскрылся и «здравствуй, Евлампий!» изрёк.
Решили те бабы, хорошенько покумекав, что это их дети, которые ещё в утробах пребывали, друг с дружкой поздоровались. Крепко на радостях обнялись. Сообразуясь с чудесным случаем, решили, что если у них и вправду мальчишки родятся, назвать их Семёном и Евлампием.
Прежде те бабы часто ссорились, а теперь подружились. Стали друг к дружке в гости ходить, о пелёнках да распашонках калякать.
Шибко те бабы мальчиков ожидали. Но родили в положенный срок... по девочке! Чудесный случай, который на улице, возле магазина произошёл, враз в наважденье бесовское превратился. Крепнувшей изо дня в день их дружбе тоже конец наступил.
Скучным повтором, быть может, такое заявление прозвучит, но дочки тех баб, едва подросли, тоже ссориться меж собой стали. Наследственная какая-то, ничем не объяснимая неприязнь!
Тут бы и точку, кажись, поставить, большими буквами слово «конец» написать. Но, достигнув совершенных годов, вышли дочки тех баб, именно, замуж за Семёна и Евлампия, двух неразлучных друзей!
Вот когда история, что с их матерями когда-то случилась, снова на поверхность всплыла, новое объяснение получила.
Находчивый портной
Не успела лодка достичь середины, как налетел шквальный ветер и стал плескать через борт. Лицо портного было мокрым то ли от брызг, то ли от слёз. И тут, метрах в пяти от лодки, вынырнуло странного вида существо
Читай отходную молитву, изрекло существо, снимая с головы водоросли, словно зелёный парик.
Догадаться нетрудно, что это был Водяной. Он жил на дне Волги, в трюме затонувшей купеческой баржи, среди ящиков с гвоздями и бочек, полных заморского вина.
Портной, разумеется, умирать не хотел. В городе Самаре, в собственной мастерской, у него оставалось ещё множество недошитых брюк, жилеток и сюртуков.