Если ты подаришь мне жизнь, заявил он Водяному, я научу тебя шить.
А что значит шить? спросил Водяной.
О, это самое интересное занятие на свете! воскликнул портной. Вот, смотри...
И он ловким движением руки порвал на груди рубаху. Затем достал нитку с иголкой и стал рубаху зашивать...
Это занятие меня заинтересовало! признался Водяной и, взмахнув
рукою, покрытой рыбьей чешуёй, приказал шторму успокоиться.
Не прошло и получаса, как Водяной уже умел зашивать как малые, так и большие дыры. На его лице, имевшем розовый пятачок, играла улыбка довольства.
А на чём же я буду зашивать дыры? спросил с беспокойством Водяной, когда лодка уже причалила к берегу. Сукна-то у меня и нет!
Твоё сукно подвластная тебе стихия, не растерялся портной. Мало ли имеется на воде прорех в виде заливов, заводей и островов?
Водяной крепко задумался. Затем помахал портному лапой и нырнул в воду, не оставив и малых кругов.
А через несколько дней рыбаки и любители загородных прогулок недосчитались одного большого острова, расположенного на излучине реки, как раз напротив Студёного оврага. Куда этот остров, весь покрытый кустарником, подевался, никто сказать не мог!
Случай, разумеется, печальный, однако речному судоходству одну только пользу он принёс. Перестали пароходы и баржи, плывшие и в Астрахань, и в Москву, остров тот огибать, на радость купцам и торопыгам.
«Яблоня»
Особенно NN любил рисовать яблони. При этом яблоки у него получались такие натуральные, с розоватой пыльцой на боках, что хотелось сорвать их с нарисованной ветки и тут же съесть.
Однажды NN в очередной раз рисовал яблони. В баночках с надписями «для ствола», «для листьев» и «для яблок» перед ним находились краски. В баночке «для ствола» находилась коричневая краска, «для листьев» зелёная, в баночке «для яблок» находилась жёлтая краска. Впервые умело нарисованная картина NN не понравилась. Обессиленный душевной сумятицей, вызванной отсутствием новизны в его творчестве, художник свалился в кресло и уснул.
Во сне NN осознал себя летящим облаком. Внизу виднелась Волга, напоминавшая ствол гигантского дерева с множеством веток-притоков. На ветках, таких же синих, как и ствол, висели яблоки-деревни...
«Чистой воды импрессионизм!» не рассердился почему-то NN, хотя прежде относился к этому направлению в искусстве, как «волк к зайцу».
Хорошенько вглядевшись в «яблоню», NN заметил в её ветвях мотыльками порхавших ангелов. С завидной мироулыбчивостью ангелы красили жидкой извёсткой ствол, обрезали захиревшую листву и опрыскивали жидкостью, напоминавшей медный купорос, плоды. Видимо, от каких-то вредителей своего «небесного» сада!
В этом месте NN проснулся. Музыка, наполнявшая его сон, перелилась в явь. Не медля ни минуты, художник принялся наносить на уже готовую картину увиденную «яблоню»...
С тех самых пор NN стал лучше понимать детей и импрессионистов.
Новый тучепрогонитель
Переправился через Волгу, вырыл на её глинистом берегу землянку и стал коротать свои дни в полном одиночестве.
Прожил кое-как лето и зиму, а к весне почувствовал, что умирает. Смастерил себе просторный гроб и стал спать в нём прямо под открытым небом.
Весна в тот год выдалась студёная, с частыми северными ветрами. К утру крышка гроба успевала покрыться инеем, как серебром. Чтобы избежать запрещённого христианством самоубийства, Аристарху приходилось ложиться спать в валенках и овчинном тулупе.
Во время ледохода на Волге приснился Аристарху вещий сон. Слетели будто бы с неба два ангела-архейца, расстелили на бестравной ещё земле синешелковые дорожки и гроб, в котором он спал, на те дорожки поставили. Дунули в свои дудки пахнущий смолистой стружкой «дом» поднялся в небо и прямо в рай полетел!
Проснулся Аристарх на рассвете и песню радости запел. Ходит день-деньской по лесу, сушняком хрустит. Пичужек весенних слушает да ангелов-архейцев дожидается.
Как-то ночью услышал вокруг себя шорох будто бы рулоны шёлка раскатывали. Гроб закачался, сорвался с места. Глянул Аристарх за боковину ни зги не видно. Лишь яркие золотые искры меж деревьев мелькают что, если не дудки ангелов-архейцев?
Утром поглядел и удивился: как всё-таки мир небесный на земной похож! То же солнце, та же Волга-река,
только на пол-мира разлившаяся. И плывёт он в своём гробу, как в лодке, прямо по её середине!
Пароход колёсный вдали показался прошёл, не заметил. Чайки небесные пилигримы над Аристархом проносятся, воду тенью своею крестят. Рыба-чехонь всякую падшую муху заметит и саблями длинными в воде заблестит...
И никакой тебе демагогии! Ши'калка кислолицая, что в нём прежде жила, почить изволила. Душа простоте небесной уподобилась голубая, во всём голубое замечает!
На другой день прибило погребальную лодку к берегу. На пригорке село Винновка. «Сюда, так сюда, вот и славно!» подумал Аристарх и улыбнулся.
Оказалось в том селе свободным место тучепрогонителя. Выучился Аристарх новому ремеслу и стал заведовать солнцем и дождём в местном масштабе.
Некоторые люди пытались впоследствии образумить Аристарха: ты, дескать, не в раю, а на земле грешной живёшь! Куда там, Аристарх и слушать таких людей не захотел!