Георгий Валерьевич, представился Гоги. А давно здесь следите?
Да уж месяц как готовлю. Сказали приедет важный товарищ, все должно быть как положено. Она открыла дверь, пропустила его вперед. Проходите, покажу.
Прихожая была просторной, с вешалкой для одежды и зеркалом в дубовой раме. Пахло мастикой и свежестью. Паркет блестел, словно его только что натерли.
Гостиная, Прасковья Николаевна открыла дверь направо.
Комната поражала размерами. После тесного барака здесь можно было разместить целую семью. Мягкие кресла, книжные полки, камин с кованой решеткой. На стенах висели репродукции Левитан, Шишкин, что-то из классики.
Кабинет, она провела его дальше.
Письменный стол у окна, стеллажи для бумаг, мольберт в углу. Все продумано для творческой работы. Кто-то очень хорошо изучил его потребности.
А это что?
Мастерская, как велели. Прасковья Николаевна открыла дверь в пристройку. Говорили, что вы художник.
Гоги замер на пороге. Просторное помещение с большими окнами на север, стеллажи для красок и кистей, несколько мольбертов разного размера. Даже печка для обжига керамики была явно строили не наспех.
Наверху спальня и еще одна комната, продолжала экскурсию хозяйка. Ванная с горячей водой, кухня со всем необходимым. Холодильник американский привезли, плита газовая
Он поднялся по лестнице, оглядывая спальню. Двуспальная кровать, платяной шкаф, туалетный столик с зеркалом. Все добротное, качественное, но безличное. Как номер в хорошей гостинице.
Из окна спальни открывался вид на сад. За забором виднелись крыши соседних домов, между деревьями блестела речка. Тишина была полной только птицы пели и где-то далеко шумел поезд.
Ужин приготовить? спросила Прасковья Николаевна, когда он спустился. Или сами управитесь?
Спасибо, сам как-нибудь.
Тогда я пойду. Если что нужно я в соседнем доме живу, у Марии Степановны. Она вас к нам направит.
Когда хозяйка ушла, Гоги остался один в большом доме. Тишина была оглушительной после постоянного барачного шума. Он прошелся по комнатам, открывая шкафы, заглядывая в ящики стола.
В кабинете обнаружил сюрприз несколько альбомов с репродукциями западного искусства. Пикассо, Дали, Матисс то, что в СССР было почти недоступно. Кто-то явно хотел, чтобы новый директор студии расширил творческие горизонты.
На кухне в холодильнике лежали продукты сыр, колбаса, свежие овощи. На столе стояла бутылка хорошего вина с запиской: «Для новоселья. Удачи в работе. Л. П.»
Лаврентий Павлович не забывал о мелочах.
Гоги вышел в сад, сел в беседке. Вечерело, но было еще светло. Где-то за деревьями играли дети, лаяла собака обычные звуки загородной жизни.
Он достал пачку американских сигарет, закурил. Дым растворился в неподвижном воздухе. Всего неделю назад он жил в бараке, делил уборную с десятком соседей, стирал белье в общем корытце. Теперь у него был собственный дом, мастерская, участок.
Цена перехода в новую жизнь была ясна полная лояльность, готовность создавать «правильные» мультфильмы, воспитывать детей в духе системы. Не самая страшная цена, если подумать. Многие платили гораздо дороже.
Солнце село за деревья, включились фонари вдоль дорожек. Переделкино засыпало здесь рано ложились и рано вставали. Режим загородной жизни, размеренный и здоровый.
Гоги докурил сигарету, затушил окурок в песке. Завтра утром Семен Петрович заедет за ним, и начнется новый день в студии А4+. Первый полноценный рабочий день директора.
Он поднялся, еще раз обошел дом. Его дом. Награда за правильный выбор, за готовность служить системе. И странное дело угрызений совести не было. Только спокойное принятие новой реальности.
В спальне он подошел к окну, посмотрел на звезды. Где-то там, далеко, была Аня с ее астрономическими мечтами. Что бы она подумала об этом доме, об этой жизни?
Наверное, поняла бы. Аня была умной девочкой, знала, как устроен мир. И возможно, даже одобрила бы лучше быть полезным системе, чем стать ее жертвой.
Гоги разделся, лег в новую кровать. Матрас был мягким, постель свежей. Засыпая, он думал о том, что завтра начнется его настоящая жизнь в этом времени. Жизнь человека, который нашел свое место в советской иерархии и готов его удерживать.
Гоги проснулся от тишины. В бараке всегда кто-то храпел, скрипели койки, за стенкой плакал ребенок. Здесь было настолько тихо, что слышался собственный пульс. Часы на тумбочке показывали половину третьего.
Он перевернулся на другой бок, закрыл глаза, попытался заснуть снова. Но сон не шел. Мысли крутились вокруг студии А4+, новых обязанностей, будущих проектов. В голове проносились кадры из несуществующих пока мультфильмов, лица незнакомых сотрудников, цифры из смет.
Двадцать минут тщетных попыток и Гоги сдался. Встал с кровати, накинул рубашку и брюки, спустился на первый этаж. Дом встретил его прохладой и запахом новой мебели.
Через стеклянную дверь кухни был виден сад, залитый лунным светом. Полнолуние превращало яблони в серебряные скульптуры, дорожки казались светлыми лентами среди темной травы.
Гоги взял с вешалки легкий пиджак, вышел на крыльцо. Летний воздух был свежим, пахнущим росой и цветами. Где-то в глубине сада стрекотали сверчки, изредка ухал филин.