Нет, но я трепещу. К счастью, было уже очень поздно.
Это не имеет значения: ночь прекрасная пора для мести.
Так что же вы предприняли? Посмотрим!
То же, что моя тайная полиция, ведь и в моем распоряжении есть ужасные писаки, грязные, как старые лохмотья, и голодные, как бездомные псы.
Вы их плохо кормите?
Я их совсем не кормлю. Если они растолстеют, они станут столь же глупыми, как господин де Субиз; как известно, жир убивает желчь.
Продолжайте, вы заставляете меня трепетать.
Я вспомнила о тех гадостях, которые вы спускаете с рук Шуазёлю и которые направлены против меня. Меня это задело, и я предложила своим аполлонам следующую программу.
Во-первых, переодетый прокурором господин де Сартин, посещающий на пятом этаже одного дома на улице Сухого Дерева юную особу, которой он не стыдится отсчитывать жалкую сумму в триста ливров; это бывает третьего числа каждого месяца.
Сударыня! Вы собираетесь очернить благородное дело.
Подобные дела очернить невозможно. Во-вторых, переодетый отцом-миссионером господин де Сартин, проникающий в монастырь кармелиток на улице Сент-Антуан.
Я должен был передать святым сестрам новости Востока.
Малого или Великого? В-третьих, одетый в костюм начальника полиции господин де Сартин, разъезжающий по ночным улицам в фиакре наедине с герцогиней де Грамон.
Ах, сударыня! не на шутку испугался г-н де Сартин. Неужели вы готовы подорвать уважение к моему ведомству?
Вы ведь закрываете глаза, когда подрывается уважение ко мне! рассмеялась графиня. Впрочем, погодите.
Я жду.
Мои шалопаи уже взялись за дело и, как ученики коллежа, что пишут и переписывают сочинения и переводы, накропали эпиграмму, куплет и водевиль, которые я получила утром.
О Боже!
Все три сочинения отвратительны. Я угощу ими сегодня короля, а также предложу его вниманию новый «Pater noster» , который порочит его и распространяется при вашем попустительстве, помните:
«Отче наш, сущий в Версале! Да осрамится имя твое, как оно заслуживает того; да поколеблется царствие твое; да не исполнится воля твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный, отнятый твоими фаворитками, верни нам; и прости парламентам, что блюдут твои интересы, как и мы прощаем твоим министрам, предавшим их; и не введи себя в искушение Дюбарри, но избавь нас от твоего лукавого канцлера. Аминь!»
О Господи! Да разве мне нужно искать? Мне любезно присылают каждый день лучшие из произведений такого рода. Я отдаю вам должное за эти регулярные посылки.
О сударыня!..
Итак, в ответ вы получите завтра упомянутые мной эпиграмму, куплет и водевиль.
Почему бы вам не передать мне их сейчас?
Потому что мне еще нужно время для того, чтобы их размножить. Уже стало привычным, что полиция узнает о происходящем в последнюю очередь, не так ли? Нет, правда, это вас развлечет! Утром я сама над ними смеялась чуть не целый час. А король смеялся до слез и даже заболел от смеха. Вот почему
он запаздывает.
Я пропал! вскричал г-н де Сартин, обхватив руками парик.
Нет, еще не все потеряно, вас высмеяли только и всего. Разве я погибла оттого, что меня прозвали «Прекрасной Бурбоннезкой», а? Нет, я в бешенстве, только и всего. Теперь я хочу заставить беситься других. Ах, до чего хороши стишки! Я была так довольна, что приказала подать моим писакам-скорпионам белого вина: должно быть, сейчас они уже мертвецки пьяны.
Ах, графиня, графиня!
Я вам сейчас прочту эпиграмму.
Помилуйте!..
Теперь перейдем к куплету; он написан от лица герцогини де Грамон:
Успокойтесь, проговорила графиня, отпечатано пока всего десять тысяч экземпляров. А теперь вас ждет водевиль.
Так в вашем распоряжении печатный станок?
Что за вопрос! Разве у господина де Шуазёля его нет?
Пусть поостережется ваш печатник!
Ну-ну, попытайтесь: свидетельство оформлено на мое имя.
Это отвратительно! И король смеется над всеми этими гнусностями?
Еще бы! Он сам находит рифмы, когда затрудняются мои пауки.
Вам хорошо известно, что я ваш верный слуга, а вы так ко мне относитесь!
Мне известно, что вы меня предаете, а герцогиня из семьи Шуазёлей, и потому жаждет моего падения.
Сударыня! Она захватила меня врасплох, клянусь вам!
Так вы признаете?..
Вынужден признать.
Почему же вы меня не предупредили?
Я за этим как раз и пришел.
Хватит! Я вам не верю.
Слово чести!
Я тоже могу поклясться.
Смотрите: я прошу пощады! проговорил начальник полиции, опускаясь на колени.
И правильно делаете!
Именем Бога заклинаю вас пощадить меня, графиня!
Как вы испугались сомнительных стишков, вы такой человек, министр!
Ах, если бы я только этого боялся!
А вы не думали, что меня, женщину, такая песенка может лишить сна?