Вы не подскажете, у кого можно здесь остановиться на ночь? невольно поддаваясь желанию Воробьева остаться именно в этом доме, спросил он, выдерживая взгляд молодухи и заранее догадываясь, что она ответит.
Да хоть у нас оставайтесь. Места хватит...
Сказала не спеша, после минутной паузы и, погасив влажный блеск опушенных густыми ресницами глаз, привалилась к калиточному столбу.
Наде-еежда, позвал ее из дома старушечий надтреснутый голос, ты иде?
Молодуха с досадой посмотрела через плечо и, не отреагировав на зов, снова, обращаясь к Свиридову, сказала:
Вас сколько? Трое? Машину возле дома можно поставить.
Не... нас много, машинально трогая обросший за день щетиной подбородок, сказал Андрей. Но те в другом месте будут. Глядишь, и нам с ними придется ночевать, если помещения подходящего не найдем.
Как хотите, дернула она плечом.
Председатель сельсовета далеко живет? спросил Свиридов.
Вон через три двора переулок, там с левой стороны дом с палисадом высоким. Найдете?
Найдем, заверил Воробьев. Ну, ждите гостей, через часок подъедем.
Председателю сельсовета было лет под пятьдесят. Худой, с морщинистым, дубовой коры лицом и крестьянскими, расплюснутыми работой кистями рук, он молча выслушал просьбу Свиридова подыскать какое-нибудь помещение для арестованных и, сходив в дом за пиджаком, втиснулся вместе с ним в кабину показывать дорогу.
На площади, у церкви с разрушенным куполом, он попросил остановиться и подвел Андрея к приземистому строению, сложенному из толстенных бревен, бывшему общественному амбару. Сейчас там хранилась разная рухлядь, о которую Андрей расшиб в темноте ногу и чуть не упал, если бы его не удержал Воробьев. Свиридов зашипел от боли, как гусак, и запрыгал на одной ноге.
Осторожнее, товарищ лейтенант, запоздало предостерег председатель, здесь запросто упасть можно.
Вижу, кисло отозвался Андрей, ощупывая сквозь сапог пальцы. Воробей, ты длинный, посмотри потолок.
Амбар подошел. С помощью председателя они быстро вытащили и свалили у наружной стены обломки
допотопных громоздких столов и табуреток, неподъемные кипы перевязанных шпагатом бумаг, какие-то железяки. Потом принесли из соседнего двора несколько охапок сена, и в амбаре сразу воцарился уютный травяной аромат.
Арестованных по двое завели за угол по малой нужде и заперли, навесив на дверь устрашающих размеров замок.
Значит, так, сказал Андрей, ты, сержант, до часа ночи стоишь, я до четырех, а в четыре ты, Воробей, сменишь.
Пойдет! заторопился Воробьев, донельзя обрадованный, что ночь в его распоряжении.
Свиридов полез в машину, достал из вещмешка три банки «щуки в томатном соусе» и буханку хлеба.
Надо бы водички ведерко, а? обратился он к председателю.
Можно и молока, сказал тот. На приемном пункте вон тара молоком забита, неделю вывоза нет. И вы заодно попьете.
Через полчаса привезли большую алюминиевую флягу молока и жестяной, литров на пять, жбан сливок. Бельчик снял крышку, помотал в жбане пальцем, чмокая, облизал его.
Ух ты! Вкуснотища!
Чего грязные пальцы суешь, отбирая посудину, заворчал Воробьев, руки, небось, неделю не мыл.
Арестованные дружно наминали хлеб со сливками, запивая его по очереди из одного котелка пенистым парным молоком. Свиридов с председателем стояли в дверях, покуривая, ждали, когда они поужинают.
Воробьев нетерпеливо топтался у машины. Первым отвалился от фляги Гусь. Похлопал себя по заметно округлившемуся животу, подмигнул председателю:
Ну, спасибо, батя. Лихо подзаправился. Не жалко молока-то?
За что попал? не отвечая на вопрос, поинтересовался председатель, повернувшись к Свиридову.
Карманник.
А этот? кивнул на мрачно жующего Григория Чеснокова по кличке Бурый.
Свиридов не хотел отвечать. Совсем ни к чему были эти вопросы, особенно в присутствии арестованных, но в тоне председателя звучало нечто иное, кроме простого любопытства.
Тоже вор. Только посерьезнее. Со стажем. И, чтобы закончить разговор, громко спросил: Ну, поужинали?
Жалко мне для тебя молока, подумав, сказал председатель, показывая пальцем на Гуся. Вы же, ворюги, небось, за свою жизнь на кусок хлеба не заработали, только пакость от вас для людей. А молоком я вас кормлю потому, что все равно пропадет немец здесь не сегодня-завтра будет. Так уж лучше какие-никакие, но свои попользуются, чем фашисты.
Любознательный ты, дед! И очень политически грамотный. Оч-чень! скривил председателю обезьянью рожу Рогозин Петр. А за молочко спасибо, немцам меньше достанется. Факт!
А что? неожиданно распалился председатель. Беда вон какая идет, а тебе дела до нее нет! Напаскудил, сколько мог, и катишь подальше в тыл. Мало того: трое военных тебя охраняют, один с автоматом даже. Пусть он из него лучше по фашистам пуляет. У меня самого дочки мужей на фронт проводили, вернутся или нет не знаю, оба такие мужики хорошие, а всякое дерьмо вроде вас в тылу отсиживается. У-у-у, ворье!
Председатель в сердцах сплюнул. Остальные никак не отреагировали, только неизвестно чему хихикнул Гусь да брякнул котелком, наливая в него молока, старший из братьев Болдыревых Никита.
Заперев амбар и оставив Бельчика, Свиридов с Воробьевым завезли председателя домой. Тот предложил переночевать у него или в правлении. Оба дружно отказались, но так просто он их не отпустил вынес графин клюквенной браги и заставил выпить по стакану холодной с пузырьками жидкости.