Она посмотрела на меня и кивнула:
Ты не мешаешь. Но понимаю. Мужику нужен свой кров. Староста сказал, тебе дадут избу старого Онуфрия. Он умер весной. Хата стоит пустая, только
печь надо бы подчинить, да пол подлатать.
Спасибо тебе, сказал я тихо. За всё.
Поблагодаришь когда сделаешь там порядок. Не жить же тебе в склепе.
Избу я нашёл у самой опушки, где деревня переходила в лес. Дом выглядел уныло: солома на крыше местами провалилась, дверь висела на одной петле, ставни скособочились. Но сама конструкция стояла крепко сруб был добротный, без перекосов.
Внутри пахло затхлостью и прошлым. Сухие травы, старый хмель, немного сырости и много пыли. У печи валялось что-то похожее на кочергу, рядом глиняная миска с засохшими корками.
Ощущение было такое, будто сюда никто не заходил с ранней весны. Тишина. Только паутина колыхалась на ветру.
Я вдохнул, снял куртку и засучил рукава.
Ничего. Сейчас приберём.
Первым делом вынес мусор. Сломанные лапти, треснувшие черепки, гниющая солома с пола. Потом открыл ставни солнце ворвалось в избу, и стало чуть живее. Я взял нож и начал соскребать нагар со стола, отчистил лавки, протёр посуду то, что ещё можно было спасти.
Из сумки достал спиртовой раствор и губку благо, немного ещё оставалось. Протёр полки, очаг, стол. Спирт едко пах, и я услышал, как под окнами кто-то шепчет:
Говорят, он воду огненную льёт на дерево. Оттого всё блестит
Это от грязи, ответил другой голос. Он жгучим зельем изгоняет заразу.
Я усмехнулся. Похоже, местные уже вовсю обсуждают мои методы.
После обеда пришёл Григорий. С порога присвистнул:
Ну ты шустрый. Я думал, ты тут месяц разгребаться будешь.
Есть стимул, ответил я. Свой угол, пусть и полусгнивший, лучше любой чужого.
Он принёс пару досок, мешок соломы и пару глиняных мисок.
Вот тебе начальное приданое, сказал он. С печью сам разберёшься, она живая, просто труба осела. А солома чтоб не мёрзнуть.
Благодарю. Только у меня к тебе встречный вопрос.
Какой?
Где бы достать иглу побольше и нитку крепкую? Надо одежду подлатать. Куртка вон, на шве разошлась, да и рубаха местами пошла.
Григорий почесал бороду:
Спроси у Пелагеи, она вдова нашего старого портного. Шить не шьёт, но нитки у неё остались.
Вечером, уже при свете свечи, я сидел у печи и латал куртку. Сшивал старые швы капроновой нитью из аптечки, благо игла была медицинская. Каждая петля давалась с усилием ткань грубая, да и пальцы стёрты после кузницы. Но всё же работа шла.
За окном кто-то прокричал кажется, звали корову. Деревня жила своей жизнью. Люди двигались, топали, тащили, спорили. И среди этого шума я чувствовал себя странно на своём месте.
Под утро, когда я уже лёг, в дверь постучали. Осторожно, как будто не хотели пугать.
Кто там?
Это я, Егор. Порезал голень. Глубоко. Ты, говорили, лечишь
Я поднялся, взял сумку. Открыл.
Мужик лет сорока, с обветренным лицом, на ноге тряпка, которая уже пропиталась кровью.
Давай сюда, сказал я. На свет.
Порез оказался длинный, но не опасный с внутренней стороны. Промыл, обработал, склеил края пластырем, зафиксировал бинтом.
Больно?
Было. Сейчас терпимо.
Повязку держи чистой. Завтра зайдёшь проверю.
Он смотрел на меня с какой-то благодарной тревогой.
Спасибо. Я уж думал, опять к Пелагее идти она солью засыпает
Соль не выход. Надо аккуратно. Чтоб не загноилось.
Когда он ушёл, я опять сел у печи.
Вот теперь я и вправду здесь. В своей избе. В своей шкуре. И с делом.
Глава 5
Я разжёг печь, подбросил сухих щепок, потом бросил горсть крупы в чугунок. Овёс с кипящей водой не пир, но желудок сказал спасибо. К избе уже привычно тянуло запахами дыма, золы и сырого дерева.
Утро было тусклым, с редкими снежинками. Деревня просыпалась. По улице кто-то уже погнал скот, крики, лай собак, хлопанье дверей. Я вышел на крыльцо, вдохнул морозный воздух.
Жив. И, похоже, на месте.
Не успел толком разогреть воду, как в дверь снова застучали. На этот раз громко, с отчаянием.
Эй! Лекарь! Выходи! У нас беда!
Открыл. На пороге стоял парень лет двадцати, разгоряченный, в поту. За ним был мужик постарше, держась за плечо.
Упал, пояснил тот, с бревна. Плечо вон как встало не как было.
Поднял взгляд действительно. Рука неестественно оттопырена, плечо вывернуто вперёд и вниз. Вывих. Классика.
Заходите, сказал я. Быстро.
Усадил пациента, снял
полушубок. Мужик кряхтел сжав зубы. Я оглядел сустав, проверил да, передний вывих. Классика. Главное не тянуть. Иначе начнутся отёки, и будет хуже.
Сейчас будет больно, сказал я. Но быстро.
Он кивнул, не глядя. Я дал ему старый ремень кусок кожи, чтоб сжал зубами. Устроил его сидя, прижал плечо к себе, зафиксировал руку, дернул аккуратно, но резко.
Щёлк. И тишина. Только его дыхание, тяжёлое, хриплое.
Всё, сказал я. Вставай.
Он молчал, потом вдруг расплакался. От облегчения.
Не ломал? спросил старший.
Нет. Вывих. Сегодня лёд, компресс. Неделю беречь.
Наложил повязку из бинта, благо в сумке оставался чистый. Повязка, по сути, простая восьмёрка, чтобы держать руку к телу. Дал пару советов: не напрягать, спать на спине, не поднимать конечность.