Ваше сиятельство, выбирайте слова, зашипел чиновник из МВД. Мы ведем наблюдение за всеми подозрительными кружками. Аресты воспоследуют
Аресты? я горько усмехнулся, наклонившись к нему. Вы будете арестовывать призраков?.. Пока они готовят следующий взрыв! Следующей кареты! Моего дома! Или вашего!.. Они нападают из тени! Значит, и бить по ним нужно тоже из тени! Мне нужны не соглядатаи, а охотники!
Я выпрямился, глядя им в глаза этим сытым, осторожным бюрократам.
Я предлагаю создать особые группы. Своего рода эскадроны смерти. Вне всяких формальностей. Из ветеранов-фронтовиков, знающих цену свинцу и стали. Из агентов Третьего отделения, готовых на все. На средства из фондов Комитета и лично моих. Им должна быть предоставлена полная свобода рук. Выявление, слежка, ликвидация. Без суда. Без следствия. Без бумаг. На террор следует отвечать террором. Кровь за кровь. Они хотят тайной войны? Они ее получат. И узнают, что такое настоящий имперский порядок.
В кабинете повисло
гробовое молчание. Граф Орлов побледнел. Его замы переглянулись. Представитель МВД вскочил:
Это это беззаконие, ваше сиятельство! Частные убийцы? Вне контроля Третьего отделения и нашего министерства? Это же хаос! Варварство! Самодержавие держится на законе
Самодержавие, перебил я его ледяным тоном, держится на силе. На умении отвечать ударом на удар. А закон? Закон хорош для мирного времени. Сейчас война. Война, которую объявили нам. Сиверс и его дети первые жертвы. Кто следующие? Вы, граф? Ваши дети? Император
Я видел сомнение, страх, отвращение в их глазах. Они боялись моей идеи больше, чем террористов. Боялись ответственности. Боялись царя. Боялись меня.
Он опустился в кресло и взял чашечку с кофе, и в его серых, холодных глазах Иволгин увидел что-то новое не ученую сдержанность, не расчет, а отблеск пережитого.
Я узнаю пароль, сказал капитан.
Шабарин Алексей Петрович он знал, что «Святой Марии» понадобится проводник там, где карты лгут, а компас сходит с ума. Где лед строит лабиринты, а течения затягивают в ловушки. Там, в проливах между морями Баффина и Бофорта Это моя стихия. Мое проклятие
Гидрограф сделал паузу, словно собираясь с силами, чтобы выговорить тяжелые слова. Иволгин молчал, не двигаясь, чувствуя, что этому человеку нужно выговориться.
Меня вызвали в к нему поздно ночью, начал Орлов, его взгляд снова уплыл в прошлое. И не в кабинет. В «Каменный Мешок». Подвал. Алексей Петрович сидел за дощатым столом, в шинели, ибо там не жарко Я заметил, что лицо у него изможденное, но глаза горят. Как у вас сейчас, Григорий Васильевич Он сказал мне: «Викентий Ильич, мне нужен человек, который знает Арктику как свои пять пальцев, который пройдет там, где другие сядут на мель или умрут во льдах. Человек, которого не купят. Ведь вы сын своего отца, который погиб не зря Поедете?» Гидрограф замолчал, сжав кулаки. Мой отец лейтенант-гидрограф Илья Викентьевич Орлов действительно погиб Его судно раздавило льдами у Шпицбергена пятнадцать лет назад. Официально несчастный случай, каких хватает в Арктике. Неофициально Шабарин считает, и не без оснований, что там поработали английские «контрабандисты», не желавшие, чтобы Орлов-старший нанес на карту их тайные фарватеры. Отец был помехой. Как я могу быть теперь стать для них.
Иволгин кивнул, понимающе. Семейная месть сильный движитель.
Куда я должен направиться? спросил я у Шабарина. «В Рейкьявик, ответил тот. Там вы подниметесь на борт русского судна Святая Мария. И проведете его через северные проливы к Клондайку. Это миссия для живых или для мертвых героев. Выбирайте, Викентий Ильич».
Почему же вы не поднялись на борт еще в Кронштадте? спросил капитан.
Его собеседник усмехнулся коротко и безрадостно.
Путь мой был мягко говоря, извилистым Ведь мы не зря встретились с Алексеем Петровичем в «Каменном Мешке», вы вероятно и не знаете, что это такое
Иволгин пожал плечами.
Я сидел под стражей, продолжал Орлов. Был арестован по подозрению в убийстве англичанина Даже Шабарину удалось вытащить меня из «Мешка» не сразу В общем, к отходу «Святой Марии» я не успел А далее, под чужим именем, с паспортом датского коммивояжера отправился в Гельсингфорс. Оттуда на пароходике в Стокгольм. Шабарин предупредил: «Англичане имеют длинные щупальца. Их агенты рыщут по всем портам, ищут слабые звенья в цепочке нашей агентуры». В Стокгольме я застрял на неделю. Ждал контакта. Им оказалась прачка из русской миссии. Передала билет на поезд до Копенгагена и конверт с деньгами. В Копенгагене Гидрограф поморщился, будто вспоминая что-то неприятное, сам воздух пропитан шпионажем. Чувствовалось. Я сменил две гостиницы. Вышел на связь с агентом Шабарина пожилым владельцем табачной лавки, выходцем из Архангельска. Он нашел мне место на «Северной Чайке» старой, вонючей рыболовецкой шхуне, шедшей к берегам Исландии за треской. Капитан, хмурый исландец с лицом, как у тролля, получил за меня круглую сумму и приказ молчать и не задавать вопросов.
Орлов отхлебнул кофе. Его пальцы тонкие и сильные, слегка дрожали.
Плавание было адским. Шторм в Скагерраке чуть не отправил нас на дно, но позже стало еще хуже. Когда мы подошли к Рейкьявику Он замолчал, его глаза остекленели. Городок, как игрушечный.