Не я довел ее до этого, сказал я, вставая. Да, я не отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. Я поддался ее просьбе, но сразу дал понять, что наша связь окончена. Я сжал кулаки. Ее пытались использовать против меня. Хотели запутать, втянуть в дешевый фарс, но Анна Она перерезала горло одному из них и выстрелила в голову другому. Так что в канал она бросилась не из-за меня. И все же я помогу ей Ее переведут в лучшее заведение. За границу, если надо. О ней позаботятся. Это будет исправлено.
«Исправлено»? Лиза горько усмехнулась. Жизнь, сломанную твоим равнодушием и ее безумием? Ты можешь запереть ее в самой дорогой клинике Швейцарии, Алексей. Но ты не исправишь того, что уже случилось. И не вырвешь того шипа, который теперь сидит во мне. Этот шип знание о том, что мой муж, вице-канцлер, организатор великого восстановления Империи, так легко, так беспечно переступает через души. Что для него люди пешки. Как в твоих комитетах. Как в твоей тайной игре на Аляске
«Святая Мария», втиснутая между потрепанной норвежской шхуной и черным от пыли британским угольщиком, казалась чужеродным лебедем в стае поморников.
Иволгин стоял на квартердеке, наблюдая, как команда, под неусыпным взором Бучмы, принимает последние мешки с углем. Каждый мешок был глотком жизни для паровой машины. Глотком, купленным слишком дорого.
Они стояли в Рейкьявике второй день. Это были два дня нервного ожидания, щемящей тоски по дому и постоянного чувства, что за ними следят. Иволгин знал следят. «Ворон» не ушел. Он маячил на внешнем рейде, за туманной пеленой, вытянутый, тускло-серый, зловещий, как гроб. Его команда даже не была отпущена на берег. «Ворон» просто ждал, притаившись, как хищник у водопоя.
Уголь приняли, капитан, доложил старший помощник Никитин, поднимаясь на мостик. Его лицо было серым от усталости и небритой щетины, но в глазах горел старый огонь. Пресная вода полные цистерны. Провиант на три месяца, если экономить. Соль, медикаменты все, что смогли найти в этой дыре. Он кивнул в сторону выхода из бухты. А тот все там. Как привидение.
Вижу, отозвался Иволгин, не отводя подзорной трубы от силуэта «Ворона». Он ждет, когда мы выйдем.
А почему он не взял нас здесь? спросил Никитин, понизив голос. В порту? Не захотел скандала?
Потому что капитан его не дурак, резко сказал Иволгин. В порту свидетели. Власти. Пусть это всего лишь датчане Захват судна под Андреевским флагом инцидент. А в открытом море
Он не договорил. В открытом море можно было устроить «несчастный случай». Исчезновение. Или захват «по подозрению в пиратстве». Без лишних глаз.
Капитан скользнул взглядом по набережной, где толпились зеваки выродившиеся потомки викингов. И обратил внимание на высокого человека с головы до ног затянутого в черную кожу. Он подошел к вахтенному матросу, дежурившему у трапа. Что сказал ему.
Парень сорвал бескозырку и просемафорил ею на мостик: «Русский. Просит разрешения пройти к капитану». Иволгин махнул рукой пропустить. Незнакомец ловко взбежал по трапу. Поднялся на квартердек. У него было жесткое обветренное лицо.
Вы капитан? спросил он, ощупывая Иволгина холодными голубыми глазами.
С кем имею честь?
Сотрудник Гидрографического департамента,
Орлов, Викентий Ильич, отрекомендовался тот.
Капитан «Святой Марии» не дрогнул не единым мускулом, хотя в голове у него тут же вспыхнула строчка из последней депеши Шабарина «Берегись 'Орлов». И вот перед ним человек, отрекомендовавшийся Орловым. Не его ли следует беречься?
Вы с какого судна, господин Орлов? Я что-то не вижу в порту других русских кораблей.
Если позволите, господин капитан, я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз.
Иволгин почувствовал, что Никитин, что стоял за спиной незваного гостя, напрягся.
Ну что ж, извольте пройти в мою каюту, сказал капитан и первым начал спускаться с мостика. Проходя мимо камбуза, окликнул стюарда:
Мекешин! Кофе и сэндвичи на двоих в мою каюту!
Иволгин происходил из семьи завзятых англоманов. У входа в надстройку, он вежливо пропустил чужака вперед. Не хватало, чтобы тот воткнул ему под лопатку нож или выстрелил в затылок. «Берегись Орлов». Для экономии времени ни знаки препинания, ни тем более кавычки в депешах «Петра» не использовались. Вот и понимай, как хочешь.
Отворив дверь своей каюту, капитан «Святой Марии» пропустил гостя внутрь. Вошел сам, оставив дверь приоткрытой. На всякий случай. Орлов огляделся. Иволгин жестом пригласил его садиться в единственный в маленькой каюте стул.
Чужак остался стоять, только вдруг принялся неловко расстегивать левой рукой свой кожаный редингот. Закончив, произнес с виноватой улыбкой:
Не сочтите за друг, господин капитан. Не могли бы вы помочь мне снять это одеяние. Видите ли, у меня ранена рука.
Иволгин помог ему освободиться от редингота. Орлов во время этой операции болезненно морщился. Когда кожаное одеяние оказалось снято, капитан «Святой Марии» увидел, что рукав сорочки на правой руке разодран, а предплечье наспех забинтовано. И кровь пропитала повязку.
Я приглашу врача, сказал Иволгин. Вашу рану надо осмотреть и перевязать, как следует.