Барин-Шабарин 9
Глава 1
Я стоял на пороге детской, опираясь о косяк, чувствуя, как усталость, накопленная за день битв в Комитете и отражения теневых ударов, наваливается свинцовой тяжестью. И среди этой тишины, в мягком свете ночника, сидела она. Елизавета Дмитриевна. Моя Лиза. Жена, к которой я даже не прикоснулся после долгой разлуки.
Она не смотрела на меня. Ее пальцы, тонкие и обычно такие уверенные, бесцельно перебирали складки шелкового пеньюара. Профиль ее, освещенный сбоку, казался вырезанным из холодного мрамора.
Красивая. Недосягаемая. Мы не виделись месяцами. Война, дела, эта проклятая Аляска Я видел, что Лиза ждала этого вечера. Ждала тепла моих рук, тихого шепота в темноте, забытья, но сейчас воздух в комнате был густым, как смола, пропитанным невысказанным. По обычаям этой эпохи мы должны были объясниться.
Алеша ее голос прозвучал хрипло, неуверенно и в тоже время страстно.
Видно, что соскучилась. Я тоже. Сделав шаг внутрь комнаты, я сказал:
Дети спят. Все спокойно.
Спят, ответила она, не поднимая на меня глаз. Ее голос был гладким, как отполированное стекло. Петя долго не мог успокоиться. Спрашивал тебя. Хотел показать, как его фрегат потопил английский бриг.
Я кивнул. Каяться мне было не в чем. Я и не обещал, что буду сидеть с ними неотлучно.
Завтра начал я, подходя ближе, пытаясь поймать ее взгляд. Постараюсь отложить все дела и показать ему учебный морской бой. С холостыми выстрелами и абордажем.
Завтра в восемь у тебя заседание Комитета, отрезала она все тем же ровным, бесстрастным тоном. А в девять тридцать совещание у Военного министра. Прости, я видела пометки в твоем календаре. Выделено красным. «Неотложно».
Лиза знала меня. Знала, что я ни под каким предлогом не откажусь от дел, которые считаю важными. И использовала это знание сейчас как щит. Я сел на край кровати, почти в метре от нее. Достаточно близко, чтобы чувствовать легкий аромат ее духов лаванды и чего-то неуловимо горького. Слишком далеко, чтобы коснуться.
Прости, прошептал я. Знаю знаю, что был далеко. Что ты одна с детьми в Екатеринославе, в дороге, здесь Это несправедливо, но
Жена, наконец, повернула голову. Ее глаза, обычно теплые, как осенний мед, сейчас были темными, бездонными озерами. В них не было ни гнева, ни слез. Была усталая, ледяная ясность.
Несправедливо? Она слегка наклонила голову, будто изучая редкий экспонат. Алексей, ты забыл прислать цветы на нашу годовщину. Ты не был на крестинах Лизы и Алеши. Ты даже не спросил, как мы доехали? Я давно привыкла к твоему отсутствию. Даже когда ты телесно здесь, мысли твои где-то далеко В этих твоих комитетах, чертежах, шифровках. Лиза помолчала, и в тишине шипение керосиновой лампы стало еще громче. Это не несправедливость. Это данность нашей жизни. Я приняла ее. Давно.
Я хотел возразить. Сказать, что строю будущее для них, для России. Что каждое решение в Комитете, каждый рискованный шаг ради них. Однако слова застряли в горле. Они прозвучали бы фальшиво даже для меня самого. Потому что среди всех причин была и одна, о которой мы не говорили открыто. Тень, висевшая между нами почти два года. Тень, о которой супруга, похоже, знала. Нашлись доброжелатели.
Я слышала, произнесла она тихо, почти шепотом, но каждое слово падало, как камень. Про Анну Владимировну Шварц Что она пыталась утопиться. В канале. Ее вытащили. Сейчас она в Лиза чуть помедлила, подбирая слово, в заведении доктора Штейна. Для нервнобольных.
Вот и прозвучало это имя Анна Шварц. Красивая, истеричная, безумно влюбленная когда-то и безумная в буквальном смысле сейчас. Наша связь давняя ошибка, краткий всплеск слабости на фоне бесконечной работы и отчуждения от Лизы.
Кончилось все быстро, уродливо. Анна смогла принять это. Не преследовала меня письмами, угрозами или попытками шантажа. Я о ней и не вспоминал, что было то прошло. Однако ее пытались втянуть в политическую игру вокруг меня Вот она и доигралась До Екатерининского канала и лечебницы Штейна.
Лиза начал я, голос предательски дрогнул. Это давняя история. Глупая. Постыдная. Она не имела значения. Никогда.
Для тебя не имела, парировала она мгновенно, и в ее глазах мелькнуло что-то острое, как лезвие. Для
нее имела. Достаточно, чтобы броситься в ледяную воду. Достаточно, чтобы сойти с ума. Она встала, подошла к окну, спиной ко мне. Ее фигура в тонком пеньюаре, очерченная тусклым светом из окна, казалась хрупкой и несгибаемой одновременно. Я не ревную, Алексей. Бога ради. Тела? Они преходящи. Я знаю цену твоим амбициям. Но она обернулась, и в ее глазах стояли не слезы, а лед, но когда твоя слабость ломает жизни, когда она приводит к таким вот каналам и лечебницам Это уже не просто твоя постыдная тайна. Это грязь. Которая может забрызгать тебя самого. И нас. Петю. Лизу. Алешу. Твои враги ищут крючок, чтобы зацепить тебя. И Анна Шварц с ее безумием идеальный крючок. Ты ведь мог подставить нас. Не своей изменой, а своей беспечностью.
Каждое слово било точно в цель. Я чувствовал, как гнев на себя, на Анну, на эту ситуацию смешивается с пониманием того, что Лиза в общем права. Что эта история слабое звено. Что Щербатов или Андерсон могут докопаться. Использовать сумасшедшую женщину, чтобы бросить тень на меня, на Комитет. Опасность была не в самом факте давней связи, а в ее уродливом финале и в том, что я допустил его.