Батьку твоего и ждем. Пущай он решает, что делать дале. Ох, и натворил ты бед! причитал один из стрельцов, вроде бы, его звали Никанор.
И он был мне дядькой. Хотя я почти уверен, что слово «дядька» в этом случае употребляется не для определения степени родства. Или не только для этого.
Руки-то хоть отвяжи, затекли! сказал я.
Вот Опять же Говоришь, как басурманин какой, али немец. Затекли! Куды ж они затекти могут! возмущался Никанор.
В церкву его? А? Что, коли бесноватый? высказал предположение еще один «умник».
Лучше в церковь.
А то куда еще? Батогами меня бить до смерти? Такое будущее у меня, того, кто заступился за девицу, да кто за правду стоял? говорил я, а стрельцы вновь головы повжимали в плечи. А что, товарищи, отчего Хованского все поминаете? Он ли стоит головой у стрельцов? Разве же не Долгорукову стрельцы подчиняются? Или слову своему изменить желаете?
Какие все же люди доверчивые до слов! Вот что животворящее отсутствие интернета и печати делает! Что ни скажешь, все воспринимается близко!
Полтора часа я слушал и анализировал ситуацию. Понял, что идет дело к бунту. Иван Хованский не является сейчас главой стрельцов. Он военачальник да, популярный в этой среде, но не командир. А о нем только и разговоры. Значит, начинают стрельцы сомневаться. Тут бы в свою сторону эту силу повернуть.
А какая она, моя сторона? Да та, чтобы и мне было поздорову, и ход истории, если и нарушать, то только, чтобы России не навредить. К примеру, не дай Боже не случится той же петровской модернизации России. Но пусть бы это было несколько иначе, не так. Не через колено и без Красной площади, которая не из-за цвета кирпича и мостового камня красная, а от обилия пролитой крови.
Так что защитить Петра-царя нужно. А вот допустить стрельцов в Кремль нельзя. А то вновь будет на престоле нервный, психованный царь. Насколько я знаю, на Петра события, что только должны вотот начинаться, наложили изрядный отпечаток. И падучая впервые случилась именно после того.
Если здраво, с умом рассудить, то нельзя допустить и смерти Петра. А в остальном уже все из разряда «желательно». Так вот, было бы неплохо, чтобы стрельцы не разоряли Москву, сжигая усадьбы и склады. Желательно не допустить и пролития крови. В ходе бунта убить могут даже не за то, что ненавистный человек стоит на пути стрельцов. А так походя, чтобы не путались под ногами и не мешали. Русский бунт, как отметил классик, бессмысленный и беспощадный.
Скоро, не прошло и десяти минут, как мы остановились в закуточке меж домами, прибыли те, кого тут и ждали. Я уже знал, что вон тот статный мужик в седле, одетый явно богаче остальных мой отец. И сразу же начались упреки.
Что ж ты сотворил? Зачем убил полуполковника? Заради девицы? Да пусть она горит в Преисподней, черти кабы жарили Прости Господи, мужик перекрестился. Небось сама и виновата. Девицы-то приличные в домах сидят и лиц своих не показывают. А прочие от лукавого.
Да я уже понял, что прикрываться тем, что не хотел дать насиловать девушку бесполезно. Она, мол, сама виновата. Это мне напомнило случай в будущем, когда бушевала уличная революция в Египте, и одна впечатленная египетскими демократами английская журналистка очутилась в их толпе. И была изнасилована чуть ли не дюжиной «демократов». Их осудили? Нет, журналистке назначили штраф. Ибо нечего находиться рядом с мужчинами в шортах и майке. Спровоцировала, ага.
Вот и тут положено, что девица при приближении мужчин убегает в дом. А ее «возжелатель» не может в доме насильничать. А вне дома, если девушка без мужского сопровождения? Да вот так легко По крайней мере, такое у меня складывалось впечатление.
Покажи грудь свою! Палил жа с пистоля Фокин в тебя! потребовал отец.
Штирлиц никогда не был так близко к провалу. Мне развязали руки, и я, осматриваясь, куда бежать, отвернул кафтан, а потом и рубаху.
Святы Божа! сказал отец, когда увидел
А что он увидел? Ведь рана-то Я как мог притянул подбородок к груди и сам узрел, что там было. Крестик, похоже, что из серебра, вжат в мою левую грудь, будто прорастая из меня. Вокруг запекшаяся кровь, много крови, но крестик А я-то чувствовал только зуд, но не боль. Очень хотелось почесать. И это удивительно. Словно недели две прошло, а не только пару часов назад случилось ранение.
А я-то знал, что и смерть
И главное, ведь всё как я и сказал, про крест-то!
Господь всемогущий! это, или что-то похожее, сказали все стрельцы, что по очереди, раздвигая плечами своих товарищей, смотрели на врощенный в грудь крестик. И что же энто теперь?
Что делать? Ну кое-что я сделаю. Достал нож, скинул кафтан, распахнул нижний кафтан, или как там этот элемент одежды назвался, и
Что это ты? удивился отец.
Я полоснул себя по боку, так, чтобы не задеть внутренних органов, но и чтобы кровь шла обильно.
Ныне лягу и сделаю вид, что ранен. На меня полуголова напал, а не я на него! Так и было! сказал я. Поддержите ли, стрельцы?
Я прикрывал ладонью рану, между пальцев уже просачивалась кровь.
Иван Стрельчин, тот, сыном которого я стал, строго посмотрел на всех стрельцов.