Шрифт
Фон
Баллада вторая
Странный странник возник в отдаленье,
С кожей, бурого камня грубей.
Он, приблизясь, упал на колени.
Царь, мне жить не под силу. Убей.
Кто он? Что он сказал Искандеру?
Он никто в бесприютстве своем.
Но когда-то у шумных шумеров
Был верховным жрецом и царем.
Бог луны, независтливый Нанна,
Вел по жизни царя и жреца.
Тот имел все, что было желанно,
А желаньям не знал он конца.
И на вечную жизнь он согласье
У богов получил наконец.
Триста лет упивался он властью,
Украшая державный венец.
Жил он, лестью людской окруженный.
А меж тем в суете бытия
Друг за дружкою старились жены
И от немощи мерли друзья.
Стал тираном он. Собственноручно
Резал, вешал Натешился всласть.
А потом ему сделалось скучно,
И тогда опостылела власть.
Сгибли хилыми старцами дети
Царство сжег он пусть канет во тьму
Ничего не осталось на свете.
Что бы дорого было ему.
Он протягивает Искандеру
Руки серые корни дерев.
Потерял он желанья и веру,
Состраданье, тревогу и гнев.
Серый мир над его головою,
Хоть небес не найти голубей.
Он с последнею просьбой живою:
Царь, я знаю: ты добрый. Убей!
И вскочил Искандер потрясенный.
Все ты лжешь, залежавшийся хлам!
И сверкнул уже меч занесенный.
Тот, что шлемы рубил пополам.
А упал вопросительным знаком
И вреда не принес голове.
Странный странник вздохнул и заплакал
И пошел, как пришел, по траве.
Не по-царски, в тряпье облаченный,
Помня добрую тысячу лет,
Он идет по земле обреченно.
И глядит Искандер ему вслед.
Баллада третья
А солнце за холмами село.
На лиственнице на суке
Вода Бессмертия висела
В упругом кожаном мешке.
Он зло поглядывал на воду,
Не смея ни глотка отпить.
И думал: как перехитрить
Неумолимую природу?
Вода Бессмертья
В царстве праха
Он, задыхаясь, шел за ней,
Бежал от горьких теней мрака,
Безвинных умерщвлял людей.
А меч, в который верил свято,
Повис беспомощно в руке.
О боги! Это что? Расплата
За то, что жил он налегке?
За то, что шел сквозь битвы, быстро
Заветный приближая срок
И что же! Он простой убийца,
Как тот зажившийся царек?
Жить для того, чтоб знать на свете
Лишь одиночество и страх?
Чтобы остался только ветер,
Свистящий в редких волосах?
И что бессмертье? Хилый старец,
Забывший и любовь и гнев?
Или колонны, что остались,
В пожарище не догорев
Побед недавних слыша гул
И конский храп в речной излуке,
Усталый Искандер уснул,
Раскинув молодые руки.
А ночью ворон недалек.
Пока душа царя дремала,
Он клювом проклевал мешок,
И пил он воду сколько мог,
Хоть для бессмертья выпил мало.
А лиственнице он помог
Вода прокапала под корень.
Давно уж Искандера нет,
А лиственница та и ворон
Живут теперь по триста лет.
ПОЛУБАЛЛАДА-ПОЛУТОСТ ЛЮБВИ
Как связать Восток и Запад? Он придумал, он связал
Благовоний пряный запах заполняет званый зал.
Зал поставлен в древних Сузах, убран в злато и ковры.
Он не короток, не узок, зал для свадебной игры.
Царь задумал, сладким дымом закрепляя бранный путь,
Все, что было нерушимо, на земле перевернуть.
Сам с себя он начинает укрощение зверей
Любит он одну Роксану, но не зря он царь царей!
Пусть она пока поплачет, пусть осунется с лица,
Погорюет, помаячит в окнах тихого дворца.
Только несмотря на ревность, что свела Роксанин рот,
Он персидскую царевну в жены честные берет.
И, полны его игрою и верны его судьбе,
Девяносто два героя выбрали невест себе.
А царю сегодня мало тех, кто в зале рядом с ним
Жаль, что места в стенах зала не хватило остальным!
Остальных вокруг кормили. В звуках лести и хвалы
Этот праздник на полмили развернул свои столы.
Брачный праздник, жарче лейся, закружи служивый люд!
Десять тысяч европейцев в жены Азию берут!
Эллинский победный Запад, не рубя и не губя,
Побежденных азиаток поднимает до себя.
Был поход тяжел и страшен, а теперь судьба нежна
Каждый воин с полной чашей, и у каждого княжна.
Плох ли был былой обычай, выбираясь из пустынь,
Брать военною добычей и наложниц и рабынь
Но сейчас вояке лестно, что хвалу поет рапсод,
Что за каждою невестой царь приданое дает.
Хорошо вояке слушать звук кифар в хмельном дыму,
Не тела уже, а души улыбаются ему.
Зал огнями разгорелся, а потом заря в окно.
Пятый день пируют персы с женихами заодно.
Царь сидит, под звон напевный усмехаясь про себя,
Для чего ему царевна, что берет он не любя?
Вот опять творит насилье над людьми и над собой.
Чтоб победы не остыли, чтобы властвовать судьбой!
У него глаза запали, а зато открытый смех.
Раздвигая стены в зале, раздается громче всех.
Небольшое надо время, сам собой свершится срок
И навеки пустят семя вместе Запад и Восток.
Благодарны будут боги единенью дальних стран,
И не зря его двурогим назовет потом Коран.
И не в золоте, не в меди, будет в людях вечный след
Вот когда придет бессмертье грозовых его побед.
Через лета отзовется, словно звездные огни.
Он глядит на полководцев понимают ли они?
Или свой расчет имеют? Свой загадывают срок?
Под усами Птолемея почему застрял смешок?
И, пощады не дававший, убивавший столько раз,
Царь вскочил и вскинул чашу на виду у дерзких глаз.
За любовь! он рявкнул, значит, тут ему не прекословь!
Зал ответил хриплым криком, смачным криком:
За любовь!
Он поставил чашу с краю, оглядел былых врагов.
Ноздри чуткие играют он перехитрил богов!
Знал он, хитрый и великий, что за кручами камней
Светлоглазые таджики доживут до наших дней.
Но не знал он, воин смертный, в мирном свадебном дыму,
Что историей начертан горький приговор ему.
А пока стихом старинным в честь него гремит рапсод
И, склоняясь под кувшином, влажный раб питье несет.
Шрифт
Фон