Приведем менее очевидную реминисценцию:
Чернокнижные сочинения из тетради Дружинина не пародийные, а пародические (в терминах Ю. Н. Тынянова ), они не направлены против литературных систем или конкретных произведений, которые подвергаются комическому «выворачиванию» и перелицовке. Впрочем, присутствие чисто пародийного начала в некоторых из этих стихотворений также исключить нельзя: «непотребная» «античность» в дружининских сочинениях, может быть, метит в А. Н. Майкова или, например, Н. Ф. Щербину, поэтов, создававших эстетизированный образ грекоримской древности в своих «подражаниях» и «стилизациях» .
Пародическое переосмысление, «извращение» классических литературных образов и образцов, цитат, жанров черта не только Дружинина и его соавторов. Близкий в середине 1850-х годов к дружининско-некрасовскому кругу М. Н. Лонгинов создает пародическую поэму «Бор-дельный мальчик» (1852), в которой «перелицована» поэтика романтической поэмы, и сатиру на Н. В. Кукольника «Свадьба поэта» (1853), облеченную в форму баллады а la Жуковский.
Пародические игры диктовало не простое шутовство, но стремление выдать свои сочинения за некий «мировой поэтический антитекст». Очернить классику, если угодно.
«Превратное», «перевернутое», «обратное» использование образцовых (священных) текстов распространено и в культуре
подлинного, архаического «чернокнижия»: переиначивание молитв и «белых» заговоров и т. д. Чернокнижники образца 1854 года не исполняют магические ритуалы. Они воссылают к небу не молитвы, но замаранный лопушник («Парголовские идиллии») или дурные ветры, алчут «водки, как Мессии» («Ответ Лонгинова Тургеневу»). Они кощунствуют в литературе.
Отношения чернокнижных стихотворений Дружинина, Тургенева и Некрасова с предшествующей и современной словесностью не сводились к пародическому переиначиванию, к травестии. В непародическом облике предстает в чернокнижных «Парголовских идиллиях» реминисценция из пушкинской непристойной сказки «Царь Никита и сорок его дочерей».
Реальное поведение Дружинина и его знакомцев по чернокнижию строилось как своеобразный текст. «После кофе, ликеру и коньяку, часов в 9, часть компании надела каски и двинулась за мною куда? О том говорить нечего. Дети мои (я думаю, не родные, а крестные), которым попадется этот дневник в руки, пожалуй, назовут меня грязным блядуном, но пусть они не произносят приговора, не подумавши о нравах нашего времени. Мы развратничаем так, как, например, англичане прошлого столетия пьянствовали en masse [все поголовно (фр.). Л. Р.]. Тут не столько действует внутренняя испорченность, как обычай, воспитание, остатки удали, праздность (вечер после пира есть вечер, погибший для всего дельного). С переменой общего духа мы будем сами смотреть на эту моду как на безумие, а дети наши будут наслаждаться и реже, и умнее, и пристойнее. Но довольно морали, тем более, что предмет не совсем морален», записал Дружинин в дневнике 29 октября 1853 года .
Чернокнижная компания не имела устойчивого состава; помимо литераторов круга «Современника» и знакомцев Дружинина, А. Д. Михайлова («Сатира») и Степана Струговщикова, в нее входили бывшие и нынешние чиновники Военного министерства (Михайлов в прошлом тоже состоял там на службе), в котором сам Александр Васильевич служил в 1846 начале 1851 года: правитель канцелярии Комиссариатского департамента Военного министерства, переводчик (в частности, Байрона) и критик Дмитрий Иванович Каменский (18181880), чиновник военно-походной канцелярии Андрей Николаевич Кирилин и другие. Приятельские отношения с бывшими сослуживцами сохранились у Дружинина после ухода в отставку («Обедали у меня обломки нашей канцелярии Салтыков, Толстой, Сатир и Каменский. Было весело . Болтали и смеялись до 9 часов » запись в дружининском дневнике от 18 января 1856 г. ). Частная жизнь и чернокнижие как ее своеобразная квинтэссенция для Дружинина и его приятелей противоположность службе, оцениваемой негативно: «В Москве, т. е. в лучших ее кругах, если я не ошибаюсь, довольно силен дух светской независимости, без которой нельзя жить на свете. У нас всякий служит и оттого портится для общежития, возьму в пример отличных здешних людей: Каменского, Пейкера » . (Николай Иванович Пейкер, 18091894, знакомый Дружинина, цензор).