противопоставляли античное сладострастие христианским ценностям, философию кутежей и любовных похождений во славу Бахуса и Приапа «благой книге» («благая весть» дословный перевод греческого «Евангелие»).
«Подражание античности» проявляется не только в темах, в семантике, но и в поэтике чернокнижных стихотворцев. Поэтика этих сочинений, конечно, имеет с подлинной античностью еще менее общего, чем их скабрезное и непристойное содержание. Античная словесность дает некие «жанровые знаки» тургеневскому «Разговору» (антологическое стихотворение, эпиграмма), «Песни Васиньке» (гимн, послание) и «Посланию к Лонгинову» (послание), «Парголовским идиллиям» (идиллия), стихотворению «Ал. Дм. Г.щ.н в элегическом расположении духа» (элегия). Античные жанры для чернокнижников интересны не сами по себе, но как образцы классической, высокой литературы . Для этого же нужна и дантовская «Божественная комедия». Дружинин и его приятели травестируют, перелицовывают «классику», классические памятники и жанры. Они заменяют классику своей непристойной словесностью. На место литературы издевательски «подкидываются» «антилитература», «антитексты» подобно тому, как пристойное поведение в стихотворениях из чернокнижной тетради Дружинина, Некрасова и Тургенева вытесняется анти-поведенческой моделью.
Чернокнижные стихотворения перенасыщены реминисценциями из классических сочинений, прежде всего из Пушкина, и перекличками с ними.
Вот дружининское «Подражание Данту»:
Когда ж во ад отыдет подлый грешник,
Пятьсот бесов, церковный взяв подсвечник,
В широкий зад преступника воткнут.
=====
И, накалив металл его докрасна,
Беснуясь и ликуя велегласно,
Подсвечник тот там трижды повернут.
=====
И лопнет зад и будут своды ада
Исполнены зловония и смрада.
И крикнет поп: миряне, караул!
А вот пушкинское подражание Данте (именно под таким названием, как второе «Подражание Данту», оно было впервые опубликовано В. А. Жуковским в 1841 году ) «И дале мы пошли...», называемое некоторыми исследователями пародийным из-за подчеркнутой натуралистичности описания казней и шутливого портрета бесенка:
И дале мы пошли и страх обнял меня.
Бесенок, под себя поджав свое копыто,
Крутил ростовщика у адского огня.
Горячий капал жир в копченое корыто,
И лопал на огне печеный ростовщик.
Тут звучно лопнул он я взоры потупил.
=====
Тогда услышал я (о диво!) запах скверный;
Как будто тухлое разбилося яйцо
Иль карантинный страж курил жаровней серной.
Впрочем, связь стихотворения «Ал. Дм. Г.щ.н в элегическом расположении духа» с жанром элегии (но не античной, а новоевропейской) затрагивает и смысловую сферу. Дружининское оплакивание прежних, безвозвратно прошедших времен с их дружескими кутежами и оргиями соответствует традиционной элегической антитезе: «утраченное счастливое прошлое безрадостное настоящее», «утраченная молодость чувств наступившая старость души».
Первым «Подражанием Данту» Жуковский назвал стихотворение «В начале школу жизни помню я...».
Рискованность дружининского описания казни попа-педераста напоминает описания казней у самого великого флорентийца (кстати, среди казнимых грешников в первой кантике «Божественной комедии» есть и содомиты):
Нагнув багор, бес бесу говорил:
«Что, если бы его прощупать с тыла?»
Тот отвечал: «Вот, вот, да так, чтоб взвыл!»
«Ад», XXI, 100-102
Тут бесы двинулись на левый вал,
Но каждый, в тайный знак, главе отряда
Сперва язык сквозь зубы показал,
А тот трубу изобразил из зада.
Там же, 136139
И как во рву, расположась вдоль края,
Торчат лягушки рыльцем из воды,
Брюшко и лапки ниже укрывая,
Так грешники торчали в две гряды,
Но, увидав, что Борода крадется,
Ныряли в кипь, спасаясь от беды.
«Ад», XXII, 25-30
Не так дыряв, утратив дно, ушат,
Как здесь нутро у одного зияло
От самых губ дотуда, где смердят:
Копна кишок между колен свисала,
Виднелось сердце с мерзостной мошной,
Где съеденное переходит в кало.
«Ад», XXVIII, 22-27
Появляется в «Подражании Данту» и пародически обыгранная реминисценция из лермонтовского «Мцыри» (бой с барсом).
Подсвечник тот там трижды повернут.
«Подражание Данту»
Ко мне он кинулся на грудь,
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье...
«Мцыри»
Здесь и далее «Божественная комедия» цитируется в переводе М. Лозинского.
Между прочим, мотив обладания двумя фаллосами («Разговор» Тургенева) имеет также соответствие в «Божественной комедии» (превращение одного из грешников: «Ад», XXV, 115117).
Дружинин А. В. Литературная критика. М., 1983, с. 64. Ср.: высокую оценку Данте в другом фрагменте статьи (там ж е, с. 75). Интересно, что в этой же статье Дружинин среди «поэтов любви и веселия» упоминает Рабле (там же, с. 82); чернокнижное поведение, по-видимому, во многом перекликается с «раблезианством» и «пантагрюэлизмом» французского писателя.
Впрочем, в чернокнижном цикле более всего реминисценций именно из Пушкина:
Тебе ли пьянство осуждать
И чернокнижные поступки,
Которым суждено блистать
От Петербурга до Алупки?
=====
(Читатель ждет за сим залупки.
На, вот, бери, ебена мать!)
«Ответ Лонгинова Тургеневу».
Окончательная редакция.