Шрифт
Фон
Нежной
Эти очи смятенью открывают врата,
И рука притесненья этих кос красота.
От соперницы взоры отвернуться должны,
Так пугает больного смерти злой пустота.
Между шейхом и нами не возникнет приязнь,
Ложью шейх очарован, нам лишь правда свята.
В кабаках неустанно льем мы в чаши вино,
Шейх сидит одиноко, исхудав от поста.
Но от страха как с другом, мы с врагом говорим,
Так безбожник свершает свой намаз неспроста.
Нежной, вечно любимой не изменит Бехар,
Постоянная нежность на него пролита.
Газель
Если это грех, что люди на тебя бросают взоры,
То слепыми только в мире не заслужены укоры.
На тебя гляжу, как нищий на богатого вельможу,
Но меня ты гонишь, словно гонит шах раба иль вора.
То не диво, что ослепший упадет с утеса в пропасть,
Хоть глаза мои открыты, я качусь по косогору.
На путях любви я сердце потерял. Душа устала,
Как попутчик средь пустыни, и меня покинет скоро.
Что такое поэзия?
Стих он редкий жемчуг моря, что зовется ум.
Тот поэт, кто сверлит жемчуг сокровенных дум.
А размеров повороты, рифмы яркий свет
Это дело рифмоплетов, тут искусства нет.
Но поэзия вскипает из сердец в уста.
Прозвучит и оседает в сердце красота.
Пусть нужда поэтов гложет, но повсюду есть
Тот, кто ввек стиха не сложит, но пристоен здесь.
19411951 Выборы
На предвыборном собранье некто выступал:
Как вести голосованье, мудро поучал.
«Господа, сказал он, надо депутата знать.
Благородный не захочет голос продавать.
Я об умных патриотах поведу рассказ,
Патриот душой болеет, думая о вас.
Кто себе деньгами ищет доступа в сенат,
Тот грабитель, расхититель, а не депутат.
Не базар меджлис высокий, где шумит народ,
Все за деньги покупает или продает.
Раз он верный раб тиранов значит, притеснять
Нас желает он, другого нечего и ждать».
Все в восторге закричали: «Имя укажи,
Чтоб мы сами отделили истину от лжи!»
Он сказал: «Я сам оратор, мне известен свет,
Лучший выбор литератор, журналист, поэт.
Я такого-то сторонник, так как он умен
И себе не знает равных в красноречье он.
Он оратор, но в молчанье пребывал всегда.
Беден он, но не пугает мудрого нужда.
Про его отвагу ныне знают все вокруг,
Он ни с кем не лицемерит, он до гроба друг,
Он не дружит с палачами, он тиранам враг.
Где другой, кто добродетель защищал бы так?
С человеком этим рядом гибель не страшна.
Выбирать такого надо, чья стезя верна.
Например: с таким-то дружит он пятнадцать лет,
И такой прекрасной дружбы больше в мире нет.
Кто остался верным другу в трудные года,
Несомненно будет верен обществу всегда».
Вдруг слепой встает и молвит: «Подожди, отец!
Все прекрасно в этом парне, но ведь он слепец».
Из угла хромой, пробравшись, молвил в свой черед:
«Он хромает и без палки шагу не шагнет».
А безносый сифилитик бросил ярый клич:
«Он дурной болезнью болен. Скоро паралич!»
Говорит купец: «Я знаю это спекулянт,
Много книг скопил он дома вот его талант».
Аферист богатый молвил: «Этот нелюдим
Сотни ящиков наполнил золотом своим».
А поэт сказал: «Я знаю, был он при дворе,
Воспевал вельмож, за это ел на серебре».
Молвил так косноязычный: «Парень из ослов.
Знаю, он связать не может двух красивых слов».
Говорит мулла, чалмою обмотав чело:
«Он чалмы сторонник ярый, в этом вижу зло».
Кто кулях высокий носит, тоже говорит:
«Он приверженец куляха, он в куляхе спит».
Интриган и склочник молвит: «Знаю, сплетник он,
Он, поссорившись со всеми, тяжбой оплетен».
Опозоренный мерзавец заявляет так:
«Про него простой и знатный говорит: дурак».
Тот, кто злобой и лукавством погубил друзей,
Говорит: «Друзьям он гадил хитростью своей».
Про него сказал упрямец: «Очень он упрям».
Про него сказал горбатый: «Стан его не прям».
Про него сказал спесивец: «Очень он спесив».
Про него болтун заметил: «Ой, как он болтлив!»
Говорит разбойник: «Много у него грехов.
Каждой ночью человека он убить готов».
А бессовестный чиновник-взяточник сказал:
«Бесконечно много взяток в жизни он набрал».
Прогрессист вмешался тоже, едко говорит:
«Он к прогрессу слишком склонен, древности не чтит».
Вождь-обманщик заявляет: «Это лицемер,
Он ханжа, и в нем лукавства выше всяких мер».
Лишь мудрец заметил робко: «Лучше б нам не лгать,
Не кривить душой в совете и не клеветать.
Все слова в противоречье, это видим мы,
И кипят враждебной речью, ложью все умы.
Вы его с собой сравнили прямо, без затей.
В этом корень всех ошибок и неправды всей.
Где корысть всегда уроды будут впереди.
Уж давно сказал об этом мудрый Саади:
Если ты с добром на черта устремляешь взгляд,
Станет ангелу подобен тот, чья область ад.
Если даже на Юсуфа злобно глянешь ты,
То увидишь безобразье вместо красоты».
Воспоминание о Родине
Колдует луна над ущельем Лозанны
И все заливает раствором стеклянным.
Окрестность исчезла в молочном тумане,
Как будто метлою прошлись по Лозанне.
За тучами скрылись на юге отроги
Горы нависающей, лента дороги,
И локоны леса под черной горою
Укрылись тяжелой йеменской чадрою.
На Альпах снега под луной лучезарной,
Как саван, блистающий пылью камфарной.
Все в бликах, искрится, дрожит и блистает.
Ты слышал, больных камфара оживляет.
Любуясь, сижу на веранде отеля
И вижу: струится поток из ущелья,
Кругом разливается шире и шире,
Собою скрывая все видное в мире.
Как странно, не вниз, а на горы несмело
Подъемлет он сизое зыбкое тело.
Лишь кит исполинский подобен туману.
Как кит проглотил он ночную Лозанну.
И птицы в тумане сыром приуныли,
Как будто мелодии песен забыли.
Померкли в горах горизонты ночные,
Как будто погасли костры смоляные,
Как будто прикрыли невежество разом
И знания лик, и науку, и разум.
Луна потонула в глубоком тумане,
И к сердцу прихлынуло воспоминанье.
В душе освежилась кровавая рана,
Я вспомнил про славу и горе Ирана.
Где годы, в которые с края до края
Иран был подобием вечного рая?
Когда Менучехр Феридунова рода
Священное знание дал для народа,
Гударз, защищая Иран от Турана,
Долину Пешенскую сделал багряной,
И слились под властью могучего Кира
Обширные земли от Балха до Тира.
Камбизу достались Египет, Кирена
И знойные степи до стен Карфагена.
Восстания вспыхнули: Дарий великий
Их вырвал с корнями рукою владыки.
Хорезм, Македонию вместе с Хотаном,
Пенджаб и Амхару связал он с Ираном.
Потом, покорясь Александровой своре,
Сто лет мы терпели мученье и горе.
Но гневная вспышка дехкан Хорасана
Отбросила греков от сада-Ирана.
Траян к нам из Рима привел легионы,
И пала пред ними стена Ктезифона.
На западе римляне, саки с востока
Два бились в плотину Ирана потока.
Но Парфии войско стояло меж ними:
Вот саки бегут, вот смятение в Риме.
Бойцы Хорасана, Гургана и Рея
Отбросили недругов грудью своею.
От гордости кровь закипает мгновенно,
Лишь вспомню о славной победе Сурена,
Вахризовы стрелы в йеменском просторе,
Что сбросили негуса в Красное море,
Шапура верхом, пред которым когда-то
Стоял на коленях в пыли император.
Бахрама, который атакой геройской
Савэ погубил и несметное войско.
Где дни те, когда в отдаленные страны
С прекрасного Инда бежали шаманы?
Где годы, в которые турки ослабли,
Их насмерть секли кызылбашские сабли?
Где день тот, когда по жестоким афганам
Прошелся Надир колдовским ятаганом?
Пред саблей возмездия пали без спора
Матхура, и Дели, и башня Лагора;
Султана простил он, пошел к Туркестану
И, взяв Бухару, угрожал Бадахшану.
А ныне что стало? Мы тайно и явно
Культуру свою растеряли бесславно.
Судьба от невежества лучшей не станет,
Больной от камфарной присыпки не встанет.
На коже лица пожилого мужчины
Румянами разве загладишь морщины?
Лишь полностью можно найти обновленье,
Вступив без оглядки на путь исправленья.
Был чистым источник и крепкой плотина.
Но все постепенно заполнила тина.
Где мудрый и смелый, имеющий силы,
Чтоб вычерпать скопище грязи и ила,
Конец отыскать перепутанных ниток
И выход найти из бесплодных попыток?
На помощь негодных людей не надейтесь:
Кто рубит мечом не играет на флейте.
Я знаю пройдох, что к интригам привыкли,
Как знает арабский филолог артикли.
И тех, кто поля у крестьян отнимают
И жадно имущество слабых глотают.
И тех прощелыг, что стремясь за добычей,
Заложат за грош и закон и обычай.
Скупцов, что о собственной пользе мечтают
И жадное чрево себе набивают.
Лишь честность положит конец безобразью,
Лишь партия честности борется с грязью.
Свободу иметь для безграмотных рано,
Сафас не прочтешь, не прочтя каламана.
Сегодня меджлис нам дорога к спасенью,
Он мозг, сохраняющий тело от тленья.
Коль мозг не возьмется немедля за дело,
То он не укроет от гибели тело.
Никто не спасет без меджлиса Ирана,
И ангел падет от руки Аримана.
Без силы закона труды бесполезны,
Ведь поезд пойдет лишь по рельсам железным.
Духовная пища Бехарово слово,
Струя молока для ребенка грудного.
Не каждый владеет такими словами,
Лишь жрец украшает кумир свой цветами.
Пусть мужество зреет в сердцах непрестанно,
Всегда оно было надеждой Ирана.
Шрифт
Фон