При подготовке настоящего издания мы постарались найти и собрать все переводы Льва Николаевича. Однако, как оказалось, далеко не все они были опубликованы. В архиве Гумилева сохранились письма, их которых явствует, что он переводил также стихи латышской поэтессы Мирдзы Кемпе, венгерского поэта Эрдаи, еврейского поэта M.М. Грубияна и также латышского Я. Дымзу (вместе с двумя последними он отбывал свой третий срок). М. Кемпе писала ему в 1957 году из Риги: «Дорогой Лев Николаевич! Благодарю за письмо и переводы. Ель уже нашла себе много переводчиков, и Ваш перевод один из лучших. Мне также понравился
Ответы Райниса. Только в последней строке Вы даете мистическое толкование, которое может повредить, если я захочу поместить перевод. Если Вас не очень затрудняет, подумайте еще о последней строфе. Мне очень нравится весь перевод. Также все хорошее могу сказать и об остальных трех стихотворениях. Действительно, Вы должны теперь работать в этой сфере» (27.VI.1957). Так оценивала переводы Льва Николаевича сама поэтесса, а ведь ее переводили весьма известные переводчики Вс. Рождественский, Н. Павлович, Н. Тихонов, С. Маршак, В. Шефнер, В. Лившиц. К сожалению, переводы Льва Николаевича, о которых шла речь в письме, видимо, не были опубликованы, но они сохранились в его архиве. А в библиотеке Гумилева имеется книга стихов Кемпе, опубликованная еще в 1955 году с ее дарственной надписью. Там стихотворение «Ответы Райниса» опубликовано в переводе Н. Павлович.
Хотя после освобождения из лагеря Лев Николаевич полностью посвятил себя науке, любовь к поэзии сохранилась у него до конца жизни. Нередко в своих выступлениях и лекциях он иногда к случаю читал какое-нибудь стихотворение или даже целую поэму. А недавно, при описании библиотеки Гумилева удалось обнаружить в книге «Философия народа нагуа», стихи, написанные им на оборотной стороне разорванного конверта, в которых он кратко изложил эту самую философию. После смерти Гумилева его вдова Наталия Викторовна нашла в книжном шкафу в своей московской квартире несколько библиографических карточек со стихами, которые мы условно назвали «Философские миниатюры». Неизвестно, когда они были написаны, но, можно предположить, что они были написаны в середине 1980-х годов.
Не исключено, что со временем найдутся еще какие-нибудь литературные произведения Гумилева. В письмах некоторых друзей и знакомых Льва Николаевича упоминаются названия некоторых стихов, которые нам не удалось найти. Так, С.А. Снегов, солагерник Гумилева по Норильсклагу, в одном из своих писем вспоминал его поэму о цинге. А его бежецкий учитель и друг А.М. Переслегин хвалил перевод Гумилева из Данте, который он прочел в журнале, однако нам его найти не удалось. Т.А. Шумовский, арестованный вместе с Гумилевым в 1938 году, сохранил в памяти только одно четверостишие из стихотворения Гумилева о Норильске. (Это стихотворение прочитала Шумовскому женщина-химик, прибывшая по этапу из Норильска в Красноярск, где он тогда отбывал свой срок.)
На этом фоне исключительно интересна история внезапного появления ксерокопий его стихотворений, написанных его рукой. Они загадочным образом появились в комнате Гумилева в коммунальной квартире на Большой Московской улице. С конца 1970-х годов у Гумилевых стало бывать множество самых разных людей. Кроме его друзей и учеников, приходили также журналисты, киношники, представители телевидения да и просто люди, жаждущие пообщаться и поговорить со Львом Николаевичем.
Однажды в присутствии двух-трех человек зашел разговор о его стихах. Гумилев не очень поддержал эту тему, но упомянул, что, вероятно, часть его поэтических произведений хранится в КГБ. Спустя несколько дней Наталия Викторовна обнаружила на книжной полке пачку листов, которых там точно раньше не лежало. Рассматривая их, она с изумлением обнаружила, что это стихи, написанные рукой
Гумилева, но только ксерокопии. Лев Николаевич отнесся к этому спокойно и не проявил к находке большого интереса, потому что эта сторона творчества осталась в прошлом. Однако он разложил эти листочки по порядку, смысловому и хронологическому. Замечательно, что стихи нашлись, но до сих пор остается загадкой, как они туда попали.
Лев Николаевич Гумилев никогда не афишировал свои чисто литературные способности, хотя техникой и музыкой русского стихосложения владел в совершенстве. Он прекрасно понимал, что его выступления в этом жанре будут сочтены претенциозными, на первое место выйдет не обсуждение их действительной ценности, а выявление влияний «папы и мамы». Ведь даже на лекциях Гумилева по истории нередко встречались люди, настойчиво просившие его рассказать о родителях. Не вдаваясь в анализ литературного творчества Льва Николаевича Гумилева (пусть это делают профессионалы-литераторы), нам хотелось бы здесь отметить, что такой интеллектуально-философский поэтический стиль, каким владел Гумилев, мог сформироваться только на основе широчайшей эрудиции, глубокого знакомства с культурой как западного, так и восточного мира. Это отмечали многие из тех, кому довелось познакомиться с поэзией Гумилева-сына. Мы представляем читателям их высказывания и оценки. Пусть читатели судят об этом сами, а мы искренне надеемся, что эта книга доставит радость многим из них.